Наша маленькая олимпиада

Для решения "проблемы моногородов" не предпринято никаких реальных шагов. Да и сама "проблема" - не более, чем виртуальная реальность.

Призрак моногорода

Мы не случайно уделили столько внимания сюжету “выключенности” Новокузнецка из системы межрегиональных транспортных коммуникаций. Подобная экономико-географическая позиция в принципе несовместима с курсом на региональное инновационное развитие (что бы под этим ни понималось). Это разве что в гулаговских шарашках, изолированных от внешнего мира, могли успешно произрастать цветы инноваций, - они ведь фактически были закрытыми конструкторскими бюро. Инновационный курс был заявлен пару-тройку лет назад высшим руководством страны. Тогда же над российским общественно-политическим пространством воспарила тема так называемых “моногородов” и сложносочинённая с ней тема диверсификации экономики. Некоторое время обе оживлённо обсуждались, и в какой-то момент показалось даже, что вот-вот наступят решительные перемены в жизни Новокузнецка.

Действительно, в 2009 году Минрегион активно занимался разработкой типовых планов, как это называлось, “спасения монотерриторий”. Деньги было решено выдавать только под диверсификационные проекты, упакованные в формат “Комплексного инвестиционного плана модернизации” (КИПов) конкретного моногорода. Этот серьёзный документ предполагал глубокое обоснование не только монопрофильности территории, но и стратегии её качественного преобразования. Потом грянул скандал в городке Пикалёво, который в режиме ручной настройки разводил премьер-министр В.В. Путин, - это событие подстегнуло публичное обсуждение будущего моногородов. В итоге правительство озаботилось перспективой повторения пикалёвского сценария в регионах, составило список моногородов и занялось выяснением критериев понятий “моногород” и “градообразующее предприятие”. Возник даже оборот “лечение моногородов”, чем-то напоминающий терапию алкогольной зависимости.

В обычной для российского градоначалия спешке города обзаводились КИПами, на серьёзную разработку которых не было времени. В итоге, как сообщала “Российская газета”, на местах содержание плана кое-где превращалось в профанацию экспертной работы в целях скорейшего большого распила. Многие администрации брали уже разработанные стратегии, добавляли несколько слов, переименовывали изготовленный продукт и выдавали его за новый план. Понятно, что вся эта суета не могла завершиться реальной переконфигурацией проблемных зон в отечественной экономике. В действительности ситуация искусственно удерживалась на критическом уровне путём сохранения того, что, может быть, и не стоило бы сохранять. В частности, к приоритетам государственной поддержки был отнесён крупный импортозамещающий бизнес, прежде всего машиностроение, абсолютно неконкурентоспособное на мировом рынке, да и на внутреннем тоже. В 2010 году было решено профинансировать создание в Тольятти IT-парка “Жигулёвская долина”, и финансирование это стартовало. Логика очевидна: за реанимируемым автомобилестроением стоит семисоттысячный посёлок городского типа Тольятти, рабочая слобода при АвтоВАЗе, и делается всё, чтобы не допустить там обвальных увольнений со всеми прогнозируемыми последствиями.

Однако при этом не происходит ничего, что бы кардинально улучшало ситуацию в стране: в нормально функционирующих экономиках занятость в период кризиса снижается, но одновременно происходит “санация” рынка труда, то есть оптимизация рабочих мест. Исчезают некачественные, создаются качественные, при этом горожане занимаются не увеличением количества “грядок на своём огороде”, а переобучением. Удержание же людей на гибнущих предприятиях, для чего у нас изобретено достаточно разных схем, - не более чем отсрочивание катастрофы. На такую перспективу работает и унаследованная большинством из нас ментальность, в которой быть нормальным человеком подразумевает, в частности, трудиться на каком-то крупном предприятии. “Я работаю на Ижмаше” - это же звучит. И не важно, что я там вообще делаю: нахожусь ли в вынужденном частично оплачиваемом отпуске или на сокращённом рабочем дне. Главное - чувство моей сопричастности большому производственному организму.
Новокузнецку на пике популярности темы диверсификации нужно было только официальное признание его моногородом, чтобы получить свою дозу федеральных денег. И под эту задачу в 2010 году был разработан “Комплексный инвестиционный план модернизации моногорода Новокузнецк” (на основе аналогичного плана для Нижнего Тагила). Одобренный Коллегией администрации Кемеровской области 27 июля 2010 года, этот документ на федеральном уровне так и не утвердили. Хотя все основания имелись: по данным нашего КИП, в структуре промышленного производства Новокузнецка в 2010 году 64 процента занимала металлургия и производство готовых металлических изделий и 15 процентов - добыча полезных ископаемых (сегодня последняя цифра, разумеется, гораздо выше). На долю этих видов деятельности приходился 81 процент объёма отгруженных товаров и услуг. Оживление по поводу замаячивших на финансовом горизонте больших вливаний в новокузнецкий кошелёк, который на глазах тощал после обвала цен на металлургическом рынке, постепенно сошёл на нет. Зато вскоре был объявлен курс правительства на так называемую “третью индустриализацию”, не оставивший Новокузнецку шансов сойти с сырьевой “иглы”.

Эти два генеральных курса парадоксальным образом уживаются в отечественном социально-экономическом стратегировании, в чём нет ничего странного: просто они предназначаются не для одних и тех же территорий. Экономическое пространство России разнесено между полюсами диверсификации и реиндустриализации, при этом большей части страны уготовано оставаться в режиме поддержания вялотекущего статус кво. “Моногородская” проблематика послужила поводом для запуска очередных перераспределительных бюджетных схем с целью тушения пожаров, распространявшихся от очага возгорания - экономического кризиса 2008 года. Пожар тушили приличными деньгами из федерального бюджета. Впрочем, уже на 2012 год финансирование было существенно сокращено.

Выбор городов для экстренных денежных инъекций остался не вполне прозрачным, тем более что законодательно закреплённых критериев понятия “моногород” так и не появилось. Интереснее всего то, что прирост антикризисных инвестиций наблюдался в 2009 - 2010 годах не только в депрессивных моноориентированных регионах, но и в так называемых “слаборазвитых” республиках - Чечне, Ингушетии и Тыве, где объёмы вливаний в основной капитал сопоставимы с вложениями в регионы Дальневосточного федерального округа, стремительно теряющего население. Кстати, в перечисленных республиках с рождаемостью всё в порядке. По данным мониторинга “Социальный атлас российских регионов”, проводимого с 2008 года одним из ведущих отечественных экспертов-регионалистов Натальей Зубаревич, первое полугодие 2012 года продемонстрировало усиление рисков депрессивности в металлургических регионах, не преодолевших кризисный спад. В их числе и Кемеровская область. За тот же период показатель динамики оборота розничной торговли в Кемеровской области - в числе самых низких в стране, а это один из косвенных индикаторов динамики доходов населения. Занятость в российских регионах, особенно ресурсодобывающих, остаётся неэффективной, и в случае новой волны кризиса нам предстоит очередное испытание.

По данным, приведённым в КИП модернизации моногорода Новокузнецка, в течение 2009 года было уволено не менее 17 тысяч работников металлургических предприятий города. Экспертная оценка государственной помощи в случае новых кризисных ситуаций не в пользу металлургических регионов и городов: в стране, живущей за счёт нефти и газа, правительство поможет в первую очередь тем территориям, которые добывают это “наше всё”.

Формулирование “проблемы моногородов” - это не просто паллиативная мера, это работа по виртуализации реальности, в которой нет никаких моногородов. За призраком моногорода маячит куда более внушительная Тень отца Гамлета - системный кризис экономики модерна, которую Россия унаследовала от СССР. При этом эпоха Большого Станка ушла в прошлое, и эксперты давно говорят о том, что чем раньше и определённее россияне это поймут, тем лучше будет для них. Иногда жизнь повинуется тяжёлым, но честным словам: “больше никогда”. Производству, основанному на технологиях начала XXI века, больше никогда не понадобится столько людей, сколько требовал индустриальный рывок эпохи Большого Станка, - он был поистине титаническим свершением 1930-х, но сегодня, слава Всевышнему, уже 2010-е. Сегодня пытаться совмещать в одной стратегии развития намерение тотально занять население на заводе и в то же время ориентацию на высокотехнологичные модели производства - значит жестоко ошибаться, потому что возможно либо первое, либо второе, но не то и другое вместе.

Больше никогда не будет так называемых “градообразующих” предприятий, дающих работу чуть ли не всему населению рабочей слободы, возникшей при заводе-кормильце. Не будет их даже в том случае, если вдруг каким-то чудом на угасающих гигантах советской индустрии возникнет прорва рабочих мест, а тёмное время “оптимизаций” и сокращений уйдёт в прошлое. Не будет больше никогда - и не только потому, что эти заводы производят отсталую по нынешним временам продукцию, но и потому, что слишком радикально изменились стандарты жизни, а с ними и притязания людей, проживающих свою единственную уникальную жизнь именно сегодня и здесь. Изменились требования к характеру работы и рабочему месту: люди вкусили сладкого плода выбора и в этом смысле стали куда свободнее, чем советское поколение.

Для решения “проблемы моногородов” не предпринято в общем-то ничего, кроме временных мер по предотвращению назревавших протестов, и меры эти представляли собой весьма нетранспарентные дотации. Это не стратегическая деятельность. Стратегия, этимологически связанная с военным делом, предполагает отказ от инерционных схем мышления, это её родовая черта. Сегодня таковое качество определяется новоизобретённым словечком “инновационность”. При этом большинство современных документов в жанре “стратегий” этим качеством не обладают. Так что, может быть, вовсе и не плохо, что Новокузнецк не попал в линейку городов, получивших в свою протянутую руку деньги, которые их вряд ли развили. Нельзя “вылечить” ...дцать моногородов, а экономику оставить прежней. Тем более что производство этих городов отстало, что называется, навсегда.

Вместо системных решений проблемы расселения России, приобретающей уже характер национальной катастрофы (вспомним исход с востока и севера обратно - к центральному ядру империи), мы наблюдаем локальную поддержку некоторого числа мест обитания: это “иннополисы” и наукограды, в частности, набившее оскомину Сколково, а ещё это особые экономические зоны. Спорадически всплывают объекты адресной поддержки вроде Пикалёво. На системную реконструкцию разваливающейся страны у Москвы, видимо, нет ни программ, ни средств, в связи с чем возможны лишь разовые инъекции федеральных средств. Залить избранные территории государственными деньгами конечно, проще, чем серьёзно решать системные проблемы. Однако цена вопроса, по экспертным оценкам Е. Гонтмахера, - триллионы рублей, что неподъёмно для бюджета. Вот и бродит призрак по России, призрак моногорода, как некогда по Европе слонялся призрак коммунизма. Результатом блужданий последнего, как известно, стали глобальные геополитические сдвиги ХХ века. Они не прекратились по сей день: мы живём среди осколков последней из великих империй, и в строгом смысле слова мы ещё не знаем, в какой именно стране живём.

Всё это ещё один довод в пользу того, чтобы, как это сегодня называется, “попасть в тренд” и 400-летний юбилей Новокузнецка рассматривать как повод к разработке настоящей собственной рабочей стратегии развития, и не социально-экономического, и не по шаблону сделанной.
(Продолжение следует)

В статье использованы статистические данные, опубликованные на официальных сайтах http://www.gks.ru, www.socpol.ru, www.rg.ru

Начало опубликовано 21 октября и 28 октября
Источник: Кузнецкий рабочий