Спасет ли Китай угольный экспорт?

Эксперт из КНР о реальной картине на крупнейших угольных рынках в Азии.

Предлагаем вашему вниманию фрагмент записи интервью и  техническую расшифровку всей беседы.

 Антон Лементуев:  Евгений Алексеевич, мы нередко слышим заявления руководства Кемеровской области о том, что Китай является на столько перспективным рынком сбыта угля из Кузбасса, что может стать альтернативой европейскому рынку, который постепенно закрывается для угольного экспорта, и принять едва ли не любое количество угля, которое только пожелают наши производители. На сколько это правда?
 Евгений Симонов:  Надо спросить, конечно, у Си Цзиньпина, но насколько я понимаю ситуацию у нас тут в Китае, здесь нет сколько-нибудь серьёзного потенциала для большого роста импорта угля. Просто с одной стороны здесь есть своя политика декарбонизации. Она, кстати, может быть в численном выражении более существенна, чем в большинстве европейских стран. Ну, просто потому, что Китай страна большая и угля он потребляет 50% от мирового. Но у нас всерьёз закрывают значительную часть шахт, многие угольные разрезы, закрывают большое количество старых угольных станций.  Стараются поставить оборудование, вырабатывающее больше продукции, прожигая меньшее количество угля. Это такая важная национальная задача. Соответственно, даже если представить себе, что у Китая будет продолжаться бурный рост экономики, что, насколько я знаю, не самый правдоподобный прогноз на данный момент, то всё равно увеличение потребление электроэнергии вряд ли результирует в увеличение закупок [угля]. Ну, прежде всего, потому что закупки будут конкурировать со своими собственными поставками [угля]  со своих разрезов. И естественно, что государственные преференции, в большинстве случаев, будут предполагать закупку со своих разрезов, нежели чем из других стран.
Ну, а если брать негативный сценарий, то есть затянувшуюся торговую войну Китая и США и некоторую уже наметившуюся стагнацию экономики Китая, то он предполагает ещё меньшую вероятность существенного увеличения объёмов закупок [угля] за рубежом, просто потому, что надо будет самим выживать. Более того, заметьте, мы, почему-то, по автомату с вами обсуждаем, что если Китай будет покупать уголь, то он будет покупать его в России, а к этому показаний не так много: российские угольные компании производят достаточно дорогой уголь, особенно, если подумать, как далеко мы его везём. Китай, прежде всего, будет ориентирован на закупки наиболее дешёвого угля. Так, например, несмотря на все политические дрязги, он продолжает покупать существенное количество австралийского угля, он будет при возможности покупать индонезийский уголь, то есть, любой уголь, который находится близко от океанских портов. А у нас [в России] основной уголь добывается чёрт знает где в середине континента. Поэтому, его закупки сопряжены, в среднем, с существенно большими транспортными издержками, и Китай за них платить вряд ли будет.
А.Л.: В Европе мы наблюдаем большой рост доли возобновляемых источников энергии (ВИЭ) в энергетике промышленно развитых стран. Какова ситуация в Китае?
Е.С.: Возобновляемая энергетика развивается очень бурно, с существенной части типов ветрогенерации и некоторых типов солнечной генерации. В этом году сняты субсидии [с ряда типов ВИЭ], потому что считается, что [ВИЭ] рыночно конкурентоспособны, и проходящие конкурсы показывают, что они действительно способны конкурировать с другими видами генерации весьма успешно. Значительная часть ресурсов, особенно ветровой энергетики, ну, и солнечной тоже, более доступна на менее заселённом Западе Китая, а спрос у нас на Востоке. Поэтому построено уже более 11 сверхкрупных ЛЭП, которые соединяют Запад с Востоком и позволяют большие объёмы энергии передавать в центры потребления без потерь. Если 3-4 года назад большой проблемой было неиспользование значительной части вырабатываемой солнечными и ветровыми электростанциями энергии, то сейчас эта проблема в значительной степени решена. Во всяком случае, в прошлом году процент неиспользуемой энергии был снижен до вполне приемлемого.
Даже в регионах, где тепловая генерация обусловлена холодными зимами, например, провинция Хэйлунцзян, где существует в 2,5 раза больше тепловых электростанций, чем требуется для удовлетворения местных нужд, так как это угледобывающая провинция, ранее были большие промышленные предприятия, такое у неё наследие, тем не менее, даже там возобновляемая энергетика развивается довольно быстро и активно. Причём, в самых неожиданных секторах: последняя инновационная идея, с которой я знакомился, – создание новых жилых массивов с электроотоплением от ветропарков. Я не знаю, полностью ли это реализовано сейчас, но идея сама была очень интересной. Сказать, что возобновляемая энергетика существенно вымещает уголь, сложно, потому что уголь всё ещё составляет подавляющий процент от генерации, но этот процент падает от года к году в связи с осознанной государственной политикой его снижения. Разницу занимает именно ветер и солнце (ну и ядерная генерация).
А.Л.: в одной из наших бесед, если я верно понял, своего рода «Госплан», который в Китае имеет ключевое значение в установке объемов импорта угля из других стран. Расскажите о нем подробнее.
Е.С.: Есть вместо «госплана» Национальная комиссия по развитию и реформам. Это организация регламентирует производство и потребление в той мере, в какой государство считает целесообразным. В частности, в прошлом году активно обсуждалось, что для импорта ключевых продуктов, производимых государственными корпорациями, конкурирующего с их производством, а уголь относится именно к таким продуктам, были назначены квоты. И то, что экспорт [из России]  угля в последний месяц прошлого года сильно упал, было связано с тем, что квоту выбрали и стали питаться из домашних источников. В этом году было предсказание, что квоту выберут раньше, но это было где-то в мае, с тех пор новых прогнозов не видел. То есть, соответственно, есть квота, которая предписывает оптимальное или максимальное количество того, что может быть ввезено из-за рубежа, а всё остальное, будьте добры, купите отечественное. Так как уголь производится на огромном количестве предприятий огромной мощности, то понятное дело, что это вопрос национальной значимости, и эти квоты, скорее всего, будут существовать и в будущем. Ну, а кроме того, есть ещё местный национализм на уровне провинциальных властей. Так, в самом Китае существует конфликт: ряд властей районов, где производят и уголь, и теплоэлектростанции на угле, очень не хочет закупать возобновляемую энергию с Запада Китая, потому что им хочется использовать собственный уголь для собственного энергопотребления. Точно так же они относятся с ещё большей агрессией к импортируемому углю.
Ну, последний важный аргумент, который следует учитывать, что между нами и Китаем лежит невероятно богатая углём Монголия, которая в ряде лет существенно конкурирует с Россией по поставкам угля в Китай. И если Китай будет всерьёз озабочен созданием баз поставки в других странах, то Монголия выглядит как гораздо более логичный континентальный выбор, чем Российская Федерация. Она ближе и она подконтрольнее. Монголия существенно нарастила поставки угля, абсолютное большинство её поставок идёт на китайский рынок. Существенный процент её угледобывающих предприятий, особенно новых, не только рассчитан на китайский рынок, но и имеет владельцами или совладельцами китайские корпорации. Таким образом, будучи ближайшей континентальной страной к восточным рынкам потребления Китая, хотя и при существенном плече в 1,5-2 тысячи километров, Монголия – очень удобное место, чтобы развивать континентальные поставки.
Узким бутылочным горлышком было отсутствие общей колеи, потому что в Монголии российская колея, и единственная железная дорога в совладении России и Монголии – Улан-Баторская железная дорога. Но, надо же понимать, что уже на сносях несколько проектов создания железнодорожных веток непосредственно от крупнейших месторождений Монголии, типа Таван-Толгоя, в Китайскую Народную Республику через Внутреннюю Монголию. И как только эти железнодорожные ветки будут завершены, возможность экспортировать уголь существенно возрастёт, потому что пропускная способность железной дороги будет существенно больше, чем пропускная способность имеющихся не очень хороших автомобильных дорог, которыми сейчас пользуются. Ну, и с этого момента конкурентоспособность монгольского угля по сравнению с российским будет ещё выше, поэтому я думаю, что Монголия выиграет эту конкуренцию просто в силу геополитических, географических и технических причин.
Вячеслав Кречетов: с Китаем, более-менее все понятно. В Восточном направлении есть ряд так называемых точек роста, это Вьетнам, Камбоджа, Индия. Можно ли эти страны рассматривать как перспективные направления?

Е.С: Вы сначала нарисуйте, как вы в Камбоджу уголь доставите. А если серьезно, то есть крупнейший потребитель нашего угля – Южная Корея. Если смотреть на национальные программы по её зелёному развитию, на ней, как и на европейских странах, в ближайшее время можно ставить крест. Уж увеличивать импорт угля они не будут точно, а скорее всего в среднесрочной перспективе будут его жестоко сокращать. Просто потому, что у них записано, каким образом они перейдут на безуглеродные технологии. Если смотреть на Вьетнам, у него довольно сбалансированный энергетический пакет, который включает угольный сегмент. Я не могу вам сказать в цифрах, что там происходит, но у него есть большой выбор поставок как из Австралии, так и из Индонезии, так и из других стран, где, как я уже говорил, добыча находится близко к портам. Соответственно, существенную конкуренцию во Вьетнаме будет составить довольно сложно. Кроме того, я не знаю, происходит ли это в реальности, но вполне можно себе представить поставки во Вьетнам и из Китая, с которым он граничит непосредственно.
Теперь Индия. Ну, действительно, потенциально кажется, что это огромный рынок, но с одной стороны, все крупные угольные [электро]станции Индии в течение последних 5 лет в южных штатах, где они получают с моря уголь, практически загибаются. Так, например, знаменитая афера с продажей индийцам Крутогоровского месторождения на Камчатке – это взаимовыгодное пудрение мозгов своим финансовым институтам и публике, потому что дочке Tata Power, Gujarat Energy, необходимо показать, что в будущем им будет откуда обеспечивать дешёвым углём безумный проект под названием Tata Mundra, который они хотят продать как можно быстрее, а с российской стороны перспективы проекта c Tata Power позволяют распилить бюджетные деньги под строительство дополнительной инфраструктуры, на чём можно погреть руки. Вот и вся формула, никаких поставок угля с Крутогоровского месторождения на умирающую станцию Tata Mundra я не ожидаю в ближайшие годы. Есть масса существующих достаточно дешёвых месторождений у океана, которые по прямой гораздо ближе к этому самому штату Гуджарат к станции Tata Mundra. Да, Индия выглядит как огромный рынок, но как-то он последние 5 лет не только для нас, но и для куда более близких углепроизводителей, не очень-то работает. И конкурировать с теми, кто находится к Индии в 2-3 раза ближе и у моря, мы вряд ли сможем. А главное, у Индии план наращивать безуглеродные виды генерации, так что на расширение там угольноо рынка рассчитывать не стоит.
В.К.: В России, в последние годы, реализовано с аукциона невероятное количество лицензионных участков на добычу недр. Эти участки располагаются в Кемеровской области и в Хакасии. Предполагается, что одна только Кемеровская область должна практически удвоить добычу угля. Возникает вопрос: для чего, если его невозможно будет продать? Для чего сегодня активно развивается угольная промышленность? Не приведет ли это к экономическому коллапсу?
Е.С.:  Это к психиатру. Со всей очевидностью, значительное количество людей у власти отказываются верить в то, что происходит. Потому что то, что происходит, означает, что в скором времени они будут не у власти. Потому что власть чётко построена на обладании различным углеводородным и прочим карбоновым ресурсом, продажей его за рубеж. С другой стороны, мы только что наблюдали, и нельзя не отдать должное этому, что российским угольщикам удалось увеличить в некоторой степени экспорт за рубеж. Он, если я не ошибаюсь, теперь составляет то ли 50%, то ли больше, чем 50% от добычи. Тут вы меня поправьте, если я не прав. Это много, это, кстати, большой фактор будущей нестабильности в этой отрасли. Есть много других аспектов, в которых власть тоже не хочет глядеть в зеркало и на окружающий мир, делает какие-то свои умозаключения. Достаточно упомянуть сегодняшнюю дискуссию о разработке арктического шельфа, столь же безумную. Но ведь есть же крупные силы, которые требуют государственных субсидий на арктический шельф. Точно также будут крупные силы, которые будут требовать государственных субсидий, предположим, на расширение железнодорожного транспорта в целях экспорта угля.
Антон Лементуев: Как обстоят дела в Китае с экологией в районах, где добывается уголь? Есть ли там что-либо похожее на наш Киселевск, и что делает правительство для жителей таких мест?

Е.С.: Лично я видел один такой городок, Чжалайнор, на востоке Внутренней Монголии. С момента строительства КВЖД там лет 90 добывали уголь, прямо в городе. И подземным, и открытым способом. Местность стала непригодной для жизни и сейчас городок переселили на 15 километров ближе к российской границе, в степь, и теперь стоит новый город в степи, а старый заброшен.
А.Л.: Можно ли так сделать в Кузбассе?
Е.С.: Ну, можно воспользоваться примером соседей, вопрос в том, что это такой чрезвычайно болезненный опыт. В Плане 13 пятилетки для северо-восточных провинций  четко записано «реабилитация старых центров угледобычи- очень сложная и часто нерешаемая проблема. Поэтому, при возможности, необходимо переселять целиком населенные пункты на участки где нет чрезмерной геологической опасности».  Одновременно с этим тогда надо, чтобы власти понимали, что расходовать эти баснословные накопленные за счёт экономии на пенсии миллиарды, которые в России сейчас в каком-нибудь Фонде национального благосостояния, надо не на освоение арктического шельфа, как это обсуждают сейчас, не на расширение БАМа под вывоз ещё большего количества угля, а на создание лучших условий переселяемым людям из тех районов, которые этой угледобычей уничтожены. Это революция мысли, я не уверен, что к ней готовы.
А.Л.: Происходят ли экологические протесты в Китае в регионах, где добывают уголь?

Е.С.: Лет 5 назад эти протесты были очень распространены, и узнать о них можно было из китайской прессы. Сейчас, когда сильно укрепился авторитарный режим, пресса гораздо меньше отражает эти протесты, и, по всей видимости, они жёстче подавляются властью, потому что 5-6 лет назад, когда было 180 тысяч протестов в год, не только экологических, но в основном экологических, то это было заметно. Сейчас я не сказал бы, что это так заметно, хотя время от времени, особенно из Внутренней Монголии или от других регионов, где есть национальные меньшинства, появляется информация, что там пастухи протестовали против угольной шахты, которая заняла их пастбище, их арестовали. В связи с этим, я уверен что протесты, безусловно, есть, недовольство безусловно есть, но оно больше ушло в Сеть, в Интернет, к которому китайские власти, кстати, чётко прислушиваются, ухо их приложено к социальным сетям не только для того, чтобы сажать написавших не тот иероглиф, но и для того, чтобы понимать, реагировать на народные настроения. Поэтому я не могу сказать, что интерес и внимание китайского руководства к решению проблем уменьшилось по мере укрепления авторитарного режима, это разница с российской ситуацией.

Материал подготовлен Вячеславом Кречетовым и Антоном Лементуевым. Техническая расшифровка: Лев Гяммер.