Но сами ветераны, и те, что еще с нами, и те, кого уже, увы, нет, расценивали и расценивают Великую Победу в первую очередь как напоминание о великой скорби, неимоверных потерях, поте, крови и слезах - всего того, что приносит людям война. 

Это они, когда их было значитьельно больше, твердили "Никогда больше!", "Только б не было войны!!!".

Хамски- задиристый лозунг "Можем повторить!" с неприличными картинками на задних стеклах иномарок пришел много позже и звучал из уст их неумных внуков.

80 лет назад миллионами жизней, кровью и горем оплаченное действо обернулось актом капитуляции зла перед солидарностью. 

"Люди! Покуда сердца стучатся, помните, какой ценой завоёвано счастье!"

Мы не можем оживить павших и воскресить ушедших.

Но мы сейчас можем осознать пагубность агрессии, эскалации, насилия. Мы можем рассказать о Великой Отечественной войне своим детям.

Прочесть им стихи. Показать фильмы. Спеть песни. Рассказать, как шли на войну безусые мальчишки и уже побитые жизнью мужики. Как рыли окопы, как вытаскивали вручную завязшую в грязи технику, как попадали под обстрелы и бомбежки, бросались в бой и принимали огонь на себя. Как ненавидели люто и как гибли массово, ьез надежды на спасение.

Рассказать, как тоненькие обессиленные сестрички тащили с поля боя раненых солдат. Как летчики в подбитых самолетах отчаянно направляли летательный аппарат в гущу врага, взрываясь вместе с "фрицами". 

 Рассказать, как страдали от голода и боли в фашистских концлагерях.

Как почтальонки носили матерям похоронки.

Как женщины стояли у мужских станков в тылу.

Как умирали от голода дети.

И как сегодня жить так, чтобы это никогда не повторилось. Никогда! Никогда!!!

С Днём Победы, Новокузнецк!

Порадуемся. И помолчим.

На Земле безжалостно маленькой

жил да был человек маленький.

У него была служба маленькая.

И маленький очень портфель.

Получал он зарплату маленькую…

И однажды —

прекрасным утром —

постучалась к нему в окошко

небольшая,

казалось,

война…

Автомат ему выдали маленький.

Сапоги ему выдали маленькие.

Каску выдали маленькую

и маленькую —

по размерам —

шинель.

…А когда он упал — некрасиво, неправильно,

в атакующем крике вывернув рот,

то на всей земле не хватило мрамора,

чтобы вырубить парня

в полный рост!

Ну что с того, что я там был.

Я был давно. Я все забыл.

Не помню дней. Не помню дат.

Ни тех форсированных рек.

(Я неопознанный солдат.

Я рядовой. Я имярек.

Я меткой пули недолет.

Я лед кровавый в январе.

Я прочно впаян в этот лед —

я в нем, как мушка в янтаре.)

Но что с того, что я там был.

Я все избыл. Я все забыл.

Не помню дат. Не помню дней.

Названий вспомнить не могу.

(Я топот загнанных коней.

Я хриплый окрик на бегу.

Я миг непрожитого дня.

Я бой на дальнем рубеже.

Я пламя Вечного огня

и пламя гильзы в блиндаже.)

Но что с того, что я там был,

в том грозном "быть или не быть".

Я это все почти забыл.

Я это все хочу забыть.

Я не участвую в войне —

она участвует во мне.

И отблеск Вечного огня

дрожит на скулах у меня.

(Уже меня не исключить

из этих лет, из той войны.

Уже меня не излечить

от той зимы, от тех снегов.

И с той землей, и с той зимой

уже меня не разлучить,

до тех снегов, где вам уже

моих следов не различить.)

Но что с того, что я там был!..

Детский ботинок

Занесенный в графу

С аккуратностью чисто немецкой,

Он на складе лежал

Среди обуви взрослой и детской.

Его номер по книге:

"Три тысячи двести девятый".

"Обувь детская. Ношена.

Правый ботинок. С заплатой…"

Кто чинил его? Где?

В Мелитополе? В Кракове? В Вене?

Кто носил его? Владек?

Или русская девочка Женя?..

Как попал он сюда, в этот склад,

В этот список проклятый,

Под порядковый номер

"Три тысячи двести девятый"?

Неужели другой не нашлось

В целом мире дороги,

Кроме той, по которой

Пришли эти детские ноги

В это страшное место,

Где вешали, жгли и пытали,

А потом хладнокровно

Одежду убитых считали?

Здесь на всех языках

О спасенье пытались молиться:

Чехи, греки, евреи,

Французы, австрийцы, бельгийцы.

Здесь впитала земля

Запах тлена и пролитой крови

Сотен тысяч людей

Разных наций и разных сословий…

Час расплаты пришел!

Палачей и убийц – на колени!

Суд народов идет

По кровавым следам преступлений.

Среди сотен улик –

Этот детский ботинок с заплатой.

Снятый Гитлером с жертвы

Три тысячи двести девятой.