“Жму вас к сердцу и крепко целую”

Эти солдатские письма времен Великой Отечественной войны в редакцию передала Любовь Ивановна Трофимова. Хранит она их уже более 70 лет.

Это письма ее отца. Когда он в первые дни войны в июне 1941 года ушел на фронт, ей было чуть больше двух лет, ее маме Лизе - всего 24 года. На “треугольниках” - три штемпеля, в том числе “Просмотрено военной цензурой”, ведь “лишнего” писать не позволялось. В адресной части: “Алтайский край, Быстро-Истокский район, село Паутово, Елизавете Тимофеевне Токмаковой”, поверх - овальная печать “Доплатить”.

Развернем эти письма-треугольники, написанные на школьных тетрадных листочках в линейку, пожелтевшие от времени, с выцветшими чернилами и нечитаемыми буквами на сгибах. Перечитаем некоторые строки.

“Здравствуй, милок Лизочка и дочка моя любимая Любочка! Шлю вам сердечный привет и желаю всего хорошего в жизни. Сейчас мы находимся в Бийске, уже помылись в бане и получили обмундирование, а отправка еще неизвестна...
Ну, Лизок, живи, веди хозяйство, да ты сама знаешь. Целую вас с дочкой. Передавай всем по привету. Твой муж И. Токмаков”.


“Сегодня мы отправляемся из Бийска. Лизок, я даже не нахожу слов, что писать.
Милок, только одна к тебе просьба: не обижай дочку, люби ее так, как люблю я ее...
Нет надежды на то, чтобы вернуться обратно домой. Живи, пока я живой, а там будет видно. Целую. Твой муж Ваня”.


“Сообщаю, что я жив пока. Нахожусь на направлении Смоленска, а отсюда на Москву. Пока все в порядке. Расти дочку. Это тебе в дальнейшем память, когда меня не будет...
Фашистов буду крепко бить до последней капли крови, до полного уничтожения. Лизочка, пиши, с кем ты живешь, кого взяла к себе в дом, одной тебе будет плохо. Как к тебе относятся, дают ли хлеба?
По части Чумова я тебе писал, что его убили. Да, его уже нет. Милок, крепко вас целую с дочкой вместе и жму сердечно вас. Эх, Лизок! Твой Ваня”.


“Лизок, я вам пишу много, но ответа дождаться не могу. Пиши, как живешь, как хозяйство. Как дело обстоит с питанием? Дают ли тебе хлеб, свиное, сыворотку? А по части овощей, то, наверное, у тебя уже огурцы. Дочка теперь сама бегает в огород и рвет их. Милок, когда про это вспоминаешь, то даже сердце замирает. Наверно, Любочка больше меня не вспоминает, отвыкла. Твой Ваня”.


“Желаю вам всего хорошего в вашей одиночной жизни. Любимая моя дочка Любочка пускай растет, учится и помнит меня, если я, защищая Родину против фашизма, погибну в боях. Вы будете счастливы и культурно будете жить...
Здесь идет уборка, исключительно серпами. Я еще не видел, как жну. Наши бойцы в свободное время помогают... Ваш Ваня”.


“Здравствуйте, Лизочка и дочка Любочка! Лизок, как я сегодня рад, что получил от тебя письмо...
Ты пишешь, как накосила сена, сделала козиков. Это хорошо. Давай, милок, живи, а когда я вернусь, то будем жить по-новому... Я живу пока ничего. Сильно не беспокойся, хотя, я знаю, тебя этим не успокоишь.
Милок, жму вас к сердцу и крепко целую с дочкой. Пиши чаще. Жду. Твой муж Ваня”.


“Как растет моя дочка Любочка? Это меня сильно интересует. По части Леонида, то он в комендантском взводе, а я сейчас в 3-й пулеметной роте политруком. Работа сложная и серьезная обстановка, да, серьезная. Наша задача - разбить врага, мы его разобьем...
Высылаю вам денег 300 рублей, израсходуй на дочку. Жму крепко вам руки и целую вас несколько раз.
Мой адрес: Действующая армия. Полевая почтовая станция 482-681. 3-я пульрота. Ваня”.


“Не писал лишь потому, что было некогда, да и почта была оторвана от нас. В данное время, милок, пишу из лазарета. Меня немного ранило пулей в ногу, но я чувствую себя хорошо. Скоро вылечусь и поеду бить врагов-фашистов.
Письма пока не пиши, жди адрес. С приветом твой Ваня”.


“Лизок, сообщаю тебе, что я нахожусь в госпитале в Иванове. Ранен очень легко, скоро поеду бить озверелых фашистов. Я тебе послал деньги, используй их на покупку одежды Любочке. Пусть она меня вспоминает. Купи поллитра и выпей. Ну, это я шутя. Плохо, что я не знаю, как ты живешь, а может, и не придется узнать долго. Это очень плохо.
Судьбу Леонида я не знаю вот уже целый месяц, но там, где он находится, не так опасно. Передавай привет всем, кто у тебя живет”.

* * *
Это последнее письмо. Была еще почтовая карточка, открытка, с улыбающимся танкистом на фоне танка и заснеженного леса с надписью “Новогодний
привет с фронта!”, где Иван Токмаков поздравлял близких с Новым, 1942 годом. Больше от него вестей не было. Похоронку его жена получила только в 1945 году, в ней говорилось, что “политрук Токмаков Иван Константинович пропал без вести в 1942 году”. Как рассказывает Любовь Ивановна, у ее двадцативосьмилетней мамы в тот день в темных волосах появилась седая прядь. Она все равно ждала мужа, выходила каждый раз к калитке, когда мимо проходил человек в военной форме, и плакала. Плакала и дочка Люба. “Мама так больше и не вышла замуж, - рассказывает она, - хотя была красавицей. Все время пропадала в школе, где работала учительницей начальных классов. Тосковала по отцу всю жизнь. В 69 лет, умирая, все рвалась в военкомат: “Вдруг Ваня нашелся”. Мы постоянно делали запросы, искали место, где он погиб. Нашла его моя внучка, тоже, кстати, учительница. Оказывается, часть, в которой служил отец, под Наро-Фоминском была полностью разбита, бои на подступах к Москве шли ожесточенные и кровопролитные”.

Любимая дочка Любочка стала всеми уважаемой Любовь Ивановной, медработником. Трудилась она сначала в здравпункте прокатного цеха ЗСМК, а потом в течение 36 лет - в поликлинике № 1 от ГКБ № 29. Две ее дочери - врачи, есть четыре внука, растут шесть правнуков. В них живет частичка Ивана Токмакова, прошедшего Финскую войну, сложившего голову в Великую Отечественную за свою Родину, свое село Паутово. И своих любимых Лизочку и Любочку, сохранивших память о нем и эти старые солдатские письма.