Борис Леонидович Пастернак

Борису Пастернаку 130 лет. Вот-вот будет, ещё неделя и…

Но Пастернак это «праздник, который всегда с тобой».

Русская поэзия 20 века отравлена Пастернаком. Конечно, в хорошем смысле.

Чуть-чуть злого озона во время грозы и запах свежести на всю округу.

Пастернак прославился нобелевским романом. Но он поэт, а не прозаик.

Его «Доктор Живаго» довольно занудное повествование, вряд ли кем перечитываемое. Политическая возня вокруг романа – сплошная лицемерная мерзость. Стихи же – велелепие. То есть больше, чем просто великолепие.

Общее место, что Пастернак сложен, это "Пикассо-поэзия". Верно. Иногда образы, преподносимые Пастернаком, напоминают неразгаданный ребус:

"Сестра моя жизнь и сегодня в разливе разбилась весенним дождём обо всех", - что это? Не враз дотумкаешь. Простор для ассоциаций и аллюзий.

В принципе русский стих – соединение звучания и образа.

Пастернак умеет звучать. Он не книжен, он музыкален, его можно и надобно декламировать нараспев.

Ко двору пришлось его детское увлеченеие музыкой. Вот рядовой для Пастернака стих. Из «дачной жизни». Обратите внимание на звукопись:

Звонкие аллитерации «б», «р», «з», «ж» меняются на глухое «с» и игра словами превращается в игру смыслами: вровень со свечою, стоящей на подоконнике, «висит» звёздное небо. Дальше вообще фантасмагория:

Стихотворение, конечно, по памяти привожу. Может, где наврал – извиняйте.

Масса обрывков-отрывков из Пастернака торчит в памяти, как – извиняюсь за чёрный юмор – остатки берёз на заболоченном лесе. Занозы, поразившие некогда.

Типа «и воздух свеж, как узелок с бельём у выписавшегося из больницы». Тут тебе и ощущение больного: «Жить будем!», - и свидетельство времени – узелок с бельём подмышкой, и весеннее настроение: ещё снег, но светло и радостно.

Или: «…за возом бегущий дождь соломин…».

И картинка, и память – где они, эти возы с полевым сеном, сегодня всё в рулоны закатывают.

"Я живу с твоей карточкой. С той, что хохочет...". Личное его, ставшее моим.

«Он был, как выпад на рапире» - о политическом деятеле, полемисте и вожде. О Ленине, конечно.

Но, само собой, Пастернак не политический поэт. Не Маяковский. И не забубённо русский, как Есенин, рвущий душу прилюдно: «Положите меня в русской рубашке под иконами умирать». Культурно-городской: «Я клавишей стаю кормил с руки».

Или: «Чтобы комкая корку рукой, мандарина холодящие дольки глотать, торопясь в опоясанный люстрой, позади, за гардиной зал, испариной вальса запахший опять». (Кстати, экая лёгкость стиха – просто-таки венский вальсок).

Совмещающий несовместимое: «Февраль. Достать чернил и плакать…». Существующий в ином измерении: «Какое, милые у нас тысячелетье на дворе?».

Однако даже у воспетого Багрицким военспеца: «…в походной сумке спички и табак. Тихонов, Сельвинский, Пастернак». Значит, современник.

Что-то такое в Пастернаке присутствует эдакое-такое, Идеальное – гармония жизни и стиха.

К Пастернаку я пришёл поздно. Прежде него были Пушкин (очень естественное и повседневное чтиво). Параллельно – Маяковский. Потом неожиданный Есенин.

Дальше сонмище открытий: Блок, Брюсов, Анненский. Поэты послереволюционного поколения: Багрицкий – впереди всех.

Параллельно гремели Вознесенский и иже с ним. И вот вонзился как-то исподтишка Пастернак. Чтобы насовсем остаться.

Мой былой друг-литературовед называл Бориса Леонидовича: «Идеальный поэт». Пожалуй, так.

К его шекспировским переводам я равнодушен. «Гамлет» изящнее у Лозинского: «Что благородней духом – покоряться прщам и стрелам яростной судьбы или, восстав на море смут, сразить их противоборством?».

Но вот из Тициана Табидзе строки запомнились: «Не я пишу стихи. Они, как повесть, пишут меня. И жизни ход сопровождает их. Что стих? Обвал снегов. Дохнёт и с места сдышит. И уничтожит. Вот что стих», - но тут, конечно, никакой не Табидзе, а бывший подстрочник, вознесённый до Пастернака. Пример, когда копия, делающаяся для заработка, получилась талантливей, чем оригинал.

ПиЭс. Ахматова, что ли, сказала однажды, что Пастернак одновременно похож на араба и его лошадь. Смешно и со смыслом: Пастернак - не осёдлывает Пегаса, то есть, поэзию, он сам - поэзия.

ПиПиЭс. Что меня мирит с еврейством, так это стихотворство: как-то у них на стыке, соединении, контаминации русского языка и иудейского темперамента хорошо со стихами получается...