В искусстве всегда есть место потрясению

Проект “Гастрольная карта Сибири” встряхнул и публику, и артистов. Люди стремились попасть на спектакли. Не все они шли в переполненных залах и не всегда аншлаг был адекватен произведению.

В каждой программке дан весь репертуар, и, надо признать, и у томичей, и у барнаульцев, и у кемеровчан он очень разнообразен. И высокая классика, и хрестоматийная, и такая, с которой не знакомят в средней школе, как, например, Дидро “Слуга и господин” Алтайского театра драмы имени Шукшина. Этим спектаклем барнаульцы открывали свои гастроли. И, к несчастью, чуть не уморили зрителя жеманными манерами и замедленным темпом. Афиша барнаульцев особенно разнообразна. И “Сон в летнюю ночь” Шекспира, и “Собачье сердце” Булгакова, и существующий практически в каждом театре “Слишком женатый таксист” Куни. Но потрясающей силы оказался спектакль “Мамаша Кураж и ее дети” Бертольта Брехта (режиссер-постановщик - Роман Феодори, главный режиссер театра). На мой взгляд, это лучший спектакль во всем проекте, самый цельный и мощный по силе восприятия. (К сожалению, я не видела “Трех сестер” Кемеровской драмы, говорят, очень интересный спектакль). Выразительна сценография, почти обнажающая падуги, колосники, прожектора, и практически пустая сцена, на ней только легкая металлическая конструкция, на которую взбирается немая Катрин и там погибает, совершив подвиг. Мощный художественный образ дополняет световая партитура (художник по свету Ильдар Бедердинов из Москвы, лауреат “Золотой маски”) - все это подчеркивало театральность происходящего. И так естественно вписывается в эту сугубо условную территорию такая натуральная, потерявшая цвет от дождей и дорожной пыли повозка (художник-постановщик Даниил Ахмедов (Москва). Спектакль построен как хроника, рассказанная юными школьниками времен сегодняшней Германии, а может, и времен Рейха. Написал пьесу Брехт накануне Второй мировой. По крайней мере, события Тридцатилетней войны XVII века воспринимаются если и как история, то волнующая сегодня.

Актерская манера игры по Брехту не предполагает проникновения в образ, перевоплощения. Один из главных принципов школы Брехта “отчуждение”. И этим способом существования на сцене владеют артисты. Умирая, сыновья, а потом и дочь матушки Кураж, снимают с себя одежду персонажа и переодеваются в форму ведущих, повествующих эту историю. И обессиленная мать поет колыбельную погибшей дочери, наклонясь над ее одеждой, а исполнительница роли немой Катрин (замечательная работа актрисы Натальи Розановой) уже стоит недалеко от нее, как почти посторонняя. Эти актеры мастерски исполняют зонги. В спектакле такой темпо-ритм, что вовлекаешься в действие, затаив дыхание. И что удивительно, актеры играют по всем правилам “отчуждения”, а у тебя комок в горле и слезы по щекам. Блистательна в роли матушки Кураж актриса Елена Половинкина. В первой сцене она молодая, веселая, задорная, бойкая на язык маркитанка, отправившаяся зарабатывать на людских страданиях, наживаться на войне, и от сцены к сцене, от потери к потере на глазах у нас превращается в побитую жизнью старуху. Наверное, самая сильная сцена, когда ее подводят к убитому сыну и приказывают сбросить тело погибшего в яму. И она это делает, не признаваясь в том, что перед ней не чужой человек, перед ней родная ее кровиночка. Что-то все-таки Брехт напутал. Современники, видевшие в этой роли Елену Вайгель, потрясенные ее игрой, не могли поверить в то, что делает она это бесстрастно, на одной технике. Елена Половинкина играет сдержанно, она долго смотрит на сына, и ты чувствуешь ее боль, внешне ничем не выраженную. Режиссер использует киноэкран, и в каких-то сценах, и в этой в частности мы видим лицо актрисы крупным планом. Сам этот прием, не используемый в театрах только ленивыми режиссерами, успел очень надоесть, но в этом спектакле он просто необходим. И страдания, спрятанные в глубине души, мы очень хорошо видим в сдержанной мимике актрисы, в остановившемся взгляде. Думаю, что Бертольт Брехт согласился бы и с этим спектаклем барнаульцев, и с этой актрисой, тонко, точно и в то же время ярко сыгравшей роль мамаши Кураж. Искусство, считается, должно потрясать. Должно - не должно, но в отдельных случаях оно это делает. И это в первую очередь относится к “Мамаше Кураж и ее детям” Алтайского театра драмы имени Шукшина.

К сожалению, “Собачье сердце” (кстати, тоже “хроника”) этого же театра при добротных актерских работах Преображенского (народный артист России Георгий Обухов) и Шарикова (Александр Хряков), при интересном художественном решении (художник Олег Головко) производит впечатление еще одной иллюстрации к булгаковской повести.

Видимо, произведение само способно выбирать, на кого ему производить впечатление, а на кого - нет. На следующий день после спектакля кемеровского театра “Целлофан” случайно встретившаяся мне знакомая женщина, кажется, она психолог, восторгалась спектаклем и признавалась в том, что была потрясена. Единственная героиня пьесы исландской писательницы Бьерки Якобсдоттир (пьеса адаптирована к российской действительности) живет, как все женщины-матери нескольких детей. Надо развезти их по школам и детсадам, успеть на работу. Везде она опаздывает, замотанная. Не трагедия, даже не драма. Обычная жизнь. Сцена заставлена пустыми коробками от холодильников, телевизоров. Как в актерском этюде на работу с предметами, актриса Наталья Юдина использует эти коробки как машину, как детей, которых собирает утром, одного в детский сад, другого в школу. Героине хочется любви, высоких отношений с мужем. Начинается история с того, что она читает в глянцевом журнале статью, как завлечь мужчину. И надо голой завернуться в целлофан. Этот проект Кемеровского театра совместно с фирмами Финляндии, Швеции. И уже получил лауреатство на фестивале в Ереване. Спектакль хорошо сделан Дмитрием Петрунем. Наталья Юдина обаятельна и убедительна. Но, на мой взгляд, эта женская история наиболее интересна читательницам журнала “Космополитэн”.

В том же духе спектакль томичей по пьесе современного драматурга Дианы Балыко “Психоаналитик”. Лирико-эротическая комедия - так зазывно определили они жанр спектакля. И был битковый аншлаг. Зрители, что называется “висели на люстрах”. Этот спектакль тоже с притязаниями на некую жизненную глубину, но при этом из тех, что посмеялся, вышел, через полчаса забыл. (Режиссер - Сергей Куликовский). Им же поставленная французская пьеса “Оскар и Розовая дама” (“Письма к Богу”) вызывал слезы у зрителей. Действие происходит в больнице, где десятилетний Оскар умирает от лейкемии. Мальчик пишет письма к Богу, где описывает каждый свой день. Ребенка поддерживает сотрудница больницы, нянька и психотерапевт в одном лице. Она и предлагает мальчику считать каждый свой день за десять лет. И когда он умирает, ему уже 110 лет. Если бы все это игралось в реалистической, бытовой манере, было бы немыслимо тяжко.

Свой показ томский театр начал с Достоевского спектаклем “Окаянные сны” по повести “Дядюшкин сон”. Юмор Федора Михайловича специфический, замешанный на страдании. И актеры это хорошо соединяют. Сдирают парик и всю растительность с лица дядюшки незваные гости Марьи Александровны, и на его голом, кстати, более симпатичном, чем с фальшивыми усами и бородой, лице боль и растерянность от унижения (Народный артист России Дмитрий Киржеманов). Толпа гостей замирает в молчании. Марью Александровну Москалеву играет заслуженная артистка Ольга Мальцева. Играет со всем мастерством, мягко и деликатно ведет свою роль в первых сценах, но, приехав в деревню к мужу, резко меняется, по-хамски, грубо на него кричит, оскорбляет. Хотелось бы видеть более тонкий переход из одного состояния в другое, не столь прямолинейный.

А вообще спектакль без особых постановочных затей, может, тем и хорош, тем и приятен публике (режиссер-постановщик Сергей Куликовский). Спектакль этого же режиссера “Горе от ума” с претензиями на современное прочтение. Сотовые телефоны у Молчалина, Фамусова, у Загорецкого диктофончик, на который записывает он сплетни о Чацком. А исполнение Фамусовым и Скалозубом на авансцене песни “Малиновый звон” вообще кажется этаким стебом. Много разных мелких “находок” вроде марлевой маски, как при эпидемии гриппа, на каждом госте, входящем к Фамусовым на званый вечер. А цельности художественного образа нет, как нет и ансамбля, и особо удачных ролей. Чацкий Максима Коваленко, высокий красавец, рефлексирующий резонер. Но именно он особенно горячо был принят новокузнецкой публикой. Артисту кричали “браво”. Зал в этот последний вечер был также полон. “У наших артистов никогда такой благодарной публики не было”, - посетовала моя знакомая, работающая в нашем театре. Но наших-то в тех же городах, откуда приезжали к нам с гастролями, тоже встречают с восторгом и благодарностью.

И, проведя в зале театра двенадцать вечеров, пропустив лишь несколько спектаклей, могу сказать, что Новокузнецкий театр не хуже других. Просто в него надо ходить и его надо любить.