Реконструкторский сюжет — самое примечательное в «Холопе», отмечает "Коммерсант".

Отец-олигарх решил проучить сына, «отправив» его с помощью современных средств на перевоспитание в XIX век, в роли холопа, в крепостную Россию (ради этого приходится создать и содержать целую деревню поддельных крепостных и бар).

Логика зловещего имитатора-психолога, который руководит этим «перевоспитанием», а также отца-олигарха, который соглашается на дорогостоящий эксперимент, на первый взгляд понятна.

Молодой мажор (Милош Бикович) чувствует себя хозяином жизни, представителем высшей касты и ко всем остальным относится, как к холопам.

Соответственно, нужно, чтобы он сам теперь узнал почем фунт лиха, почувствовал, каково это — быть униженным и оскорбленным. Но стоит задуматься — и мы понимаем, насколько скользкую дорожку выбрали авторы. Во-первых, это неприкрытое потакание самым низким вкусам, тем, кто считает виновной во всем условную «элиту» и желает поскорее и побольнее ее «наказать».

Однако играть с этой проекцией опасно во всех смыслах, памятуя 1917 год и все, что последовало за ним. В результате мы имеем, даже спустя сто лет, незаживающую общественную рану, и растравливать ее не придет в голову ни одному нормальному человеку, ощущающему свою ответственность за судьбу родины.

Во-вторых, ситуация крепостной России, также оказавшей глубокое влияние на формирование массовых инстинктов, невольно предлагается нам тут в качестве пусть и радикальной, но все же «нормы». Этической, экономической, эстетической?.. Было бы интересно уточнить у авторов фильма.

Казалось бы, абсурдна сама эта концепция — с сегодняшней точки зрения; но в постсоветском кино воспитание и садизм как-то вполне диалектически уживаются.

Причем в роли главного аниматора тут выступает актер Иван Охлобыстин, который, надо признать, выглядит в этой роли весьма органично — с учетом его одиозных высказываний, а также недавних работ (в фильме «Временные трудности» герой в исполнении Охлобыстина «лечил» больного ДЦП сына с помощью насилия).

Но в данном случае фильм как бы подмигивает нам, высмеивая в том числе и ортодоксальные взгляды самого актера. Авторы, конечно, хотели, как лучше; плеть и виселица являются тут всего лишь «атрибутами своего времени», а по-настоящему изменить героя должны психологические ситуации, в которые его намеренно ставят аниматоры. Но в итоге — неконтролируемый эффект фильма — именно барский кнут оказывается главным и самым успешным учителем, а плеть соответственно — учительницей (секут здесь часто и по-настоящему, как мы понимаем). Все это настолько саморазоблачительно, что даже не нуждается в комментариях.

Не менее интересно, однако, как решает вопрос с бесправием главный герой. Он попадает, как нам сообщают, в 1860 год (через год крепостное право отменят, как могут догадаться самые проницательные зрители). «Со всем тут можно смириться, можно жить,— доверительно сообщает он новому дружку.— Но единственное, чего здесь страшно не хватает…» — «Бабы?» — услужливо подсказывает дружок.— «Интернета!»

То есть ситуация физического и морального бесправия как бы не слишком смущает героя. Мысль о побеге ему, например, в голову не приходит. Тем самым герой — казалось бы, такой крутой и отвязный в «прошлой жизни» — легко примиряется с несвободой, с холопством.

Аниматоры, однако, продолжают его подталкивать к решению вопроса о свободе.

В качестве награды за то, что он возьмет на себя чужую вину (воспитательный момент!), «барин» обещает ему вольную. А затем обманывает его самым бессовестным образом. Казалось бы, самое время герою взбунтоваться.

Однако и тут холоп не решается на бунт, хотя и сжимает кулаки от ярости. «Не дают мне свободы, потому что не заслужил… Видно, так уж суждено, так было предрешено»,— говорит он с досадой. Заменой «свободы» является тут совершение подвигов, борьба с внешним врагом. Аниматоры под конец предлагают герою противостоять «татаро-монгольскому игу». «Он, конечно, неуч, но не настолько же,— возмущается его отец.— Какое иго, если он в XIX веке?..»

Да запросто, как выясняется.

Эта новость лишь на минуту вызывает удивление у холопа — а дальше: «все побежали, и я побежал», некогда думать.

Все это, как ни странно, является глубоким философским отступлением фильма — чего никак не ожидаешь от фривольной комедии переодеваний. Авторы тут, по сути, воспроизводят важнейший тезис известной концепции Эриха Фромма — «бегство от свободы». Не обойдется в дальнейшем и без Фрейда, конечно, — будет там смешной, так сказать, момент; тем самым авторы как бы дают нам понять, что все это не просто ржака.

Тем более интересно, что же авторы в таком случае считают главным триггером для перевоспитания человека? Что является путем к свободе, к ответственности, к «настоящему»?

В мире постмодерна только любовь является единственной реальностью, только ее невозможно подделать. Именно любовь делает тебя свободным — такой примерно ответ дают нам авторы. При этом все остальные важнейшие вопросы о человеческом существовании они не то чтобы игнорируют, но как бы отставляют в сторону, оставляют нерешенными, что, в общем, очень типично.

Сюжет построен так, что параллельно мы еще и наблюдаем за бытом актеров, вынужденных изображать всю эту пастораль; у них почасовая оплата, и поскольку играть в этой «крепостной идиллии» почти нечего, большую часть времени они маются от скуки. Цинизм актерской площадки сыгран в фильме гораздо более убедительно — как мы можем догадываться, потому что актеры, по сути, играют тут самих себя.

Играют собственное отношение ко всем этим популярным костюмным драмам из прошлого про «благородных и простых». И это еще один неконтролируемый эффект фильма: невольно он превращается в едкую пародию на современное реконструкторское кино в интерьерах XVI, XIX или XX века. И, шире, на все «военно-историческое общество» в целом.

До конца неясно, сознательно ли авторы закладывали в фильм именно эту иронию или же она, как это бывает, проросла сама собой. Но в любом случае теперь понятно, что шутить с жанром реконструкции в российском кинематографе опасно. Дело в том, что само российское кино в 90 случаях из 100 является подделкой, имитацией реальности либо идеализацией и гламуризацией прошлого.

То есть в итоге «Холоп» получился глобальной пародией на нынешнее состояние российского кино. И название фильма ему вполне соответствует.