Стольник в час по “минималке”

Минтруда обещало разработать к середине этого лета план поэтапного сближения минимальной оплаты труда и прожиточного минимума. Но что-то ничего не слышно - видно, составить план не легче, чем его осуществить.

Зато в прессе на слуху другой проект по означенной тематике: парламентарии от ЛДПР предложили поднять минимальный размер оплаты труда в России до 16,5 тысячи рублей (по другим расчетам до 18 тысяч), введя в Трудовой кодекс понятие минимальной почасовой оплаты, которая составит 100 рублей в час. Предложение направлено в кабмин для экспертного заключения.

Инициаторы настаивают на привязке МРОТа именно к почасовой оплате. При этом в случаях, когда минимальный размер оплаты труда берется как базовая величина для исчисления пособий, штрафов или каких-либо выплат, оговоренных, например, коллективными договорами предприятий, МРОТ, как считают парламентарии, должен оставаться на уровне 2013 года - 5025 рублей (это без учета региональных коррекций).

У нас в области согласно Региональному тарифному соглашению между Федерацией профсоюзов Кузбасса, работодателями и коллегией областной администрации на 2013 - 2015 годы, вступившему в силу 1 февраля с.г., минимальная зарплата при полной выработке месячной нормы рабочего времени не может быть ниже полуторакратной величины прожиточного уровня трудоспособного населения Кемеровской области, определенного в конце прошлого года в 6122 рубля. Исходя из этого, действующий кузбасский минимум составляет 9183 рубля, что очень далеко от “минималки”, к которой примеряются депутаты ЛДПР, хотя та, в свою очередь, и близко не соответствует аналогичным нормам, принятым, например, в “старой Европе”.

В своей инициативе либеральные демократы исходят из рекомендаций Европейского комитета по социальным правам. Согласно им минимальный размер оплаты труда должен составлять не менее 60 процентов от средней заработной платы. А поскольку, по оценке Росстата, средняя месячная заработная плата в России на конец 2012 года составила 27,607 тысячи рублей, МРОТ при 40-часовой рабочей неделе должен быть установлен соответственно на уровне 16,5 тысячи рублей (около 18 тысяч, исходя из более поздних показателей средней зарплаты по стране).

Повсеместное введение почасовой оплаты труда в России требует, естественно, не только желания “соответствовать цивилизованным стандартам”, но и немалых финансов. По расчетам либерал-демократов, чтобы обеспечить зарплату бюджетникам не менее 100 рублей в час, Минфину придется дополнительно раскошелиться на четверть триллиона рублей. Не столько, впрочем, Минфину, сколько региональным и муниципальным бюджетам, учитывая нынешнюю склонность правительства к “передаче вниз полномочий” по содержанию бюджетной сферы.

Готовы ли пойти на подобные жертвы предприниматели? Ответ на этот вопрос зависит по меньшей мере от прописки бизнеса. Оперируя в своем проекте единым для всей Федерации минимальным часовым тарифом, либерал-демократы не слишком озабочены тем обстоятельством, что сторублевка в Москве и в провинции - это разные деньги. В столице или, допустим, в регионах нефтегазовой добычи дворники, вахтеры и сторожа привыкли и к более щедрому вознаграждению за труд, независимо от вида тарифа, но, например, в Новокузнецке и, думается, во всей остальной России такой “минимализм” не будет понят работодателями. Причем как в малом, так и в крупном бизнесе. Ведь подобные выплаты неквалифицированным работникам вкупе со страховыми взносами в бюджет если и не окажутся разорительными, то во всяком случае повлекут за собой необходимость пропорционально повысить зарплату всему персоналу.

Профсоюзы, которые по идее в первую голову заинтересованы в повсеместном введении почасового тарифа, да еще при сторублевом минимуме, довольно скептически оценивают предложение либерал-демократов, поскольку хорошо знают, насколько неуступчивы работодатели в вопросах о любых базовых тарифах и ставках. Председатель же думского комитета по труду и социальной политике Андрей Исаев считает, что “если ввести почасовой МРОТ - это будет означать только одно: формально людей будут брать на работу на меньшее количество часов и заставлять их работать больше” (цитата из “Известий”). Тем не менее Госдума, вероятно, рассмотрит инициативу фракции ЛДПР осенью, независимо от того, каким будет отзыв правительства.

Ясно, однако, что в ближайшем будущем такой закон не может быть принят в России. Но пользу от обсуждения этой популистской идеи может извлечь не только ЛДПР. Российская экономика давно нуждается в переоценке стоимости труда. Доля зарплаты в себестоимости продукции, производимой в стране, составляет 20 - 25 процентов - в 2 - 3 раза меньше, чем в среднем в ЕЭС и США. Тут есть над чем серьезно подумать, если даже оставить в покое “попранную справедливость” и исходить в оценке этих пропорций исключительно из прагматических установок.

Столь неравноценные издержки по оплате труда в структуре затрат производства в России и на продвинутом Западе означают по крайней мере две вещи. Этих скромных 20 - 25 процентов явно маловато, чтобы развивать внутренний потребительский спрос, способный защитить отечественную экономику от колебаний внешнего рынка, но вполне достаточно, чтобы продемонстрировать суть общепринятой у нас хозяйственной модели. А она заключается в том, что конкурентоспособность товаров достигается во многом за счет невысокого уровня зарплат, компенсирующего низкую производительность труда, которая, в свою очередь, говорит об отсталости технологической базы. Иными словами, выбирая между модернизацией и не слишком квалифицированным трудом, бизнес отдает предпочтение последнему. А надо бы сделать так, чтобы это было ему невыгодно.

И вот что еще интересно: при сравнительно небольших затратах по оплате труда на единицу продукции мы, по данным Росстата, лишь немного уступаем Штатам по доле оплаты труда в ВВП страны (в России - около 52 процентов, в США - около 56). Чем объяснить этот парадокс? Вероятно, тем, что в структуре нашего производства очень много рабочих мест, которые при мизерной зарплате создают ничтожную добавленную стоимость. Или, наоборот, при очень приличной зарплате совершенно бесполезны для роста валового продукта.