— Такая беда! Я на этой шахте раньше работала. Потом на пенсию вышла. Мы тут все знакомые: не по руке, так внешне. Это горе, большое горе… — причитает пенсионерка, столкнувшись со знакомой на улице.

— У меня… тревога, — сбивчиво отвечает ей приятельница. Ее лицо наполовину скрыто маской, в глазах стоят слезы. — Жалко всех. Очень много погибших.

Этот разговор я слышу случайно на Аллее шахтерской славы в поселке Грамотеино Беловского городского округа. Здесь находится памятник горным спасателям, которые в 2000 году устраняли последствия аварии на шахте «Комсомолец». Шестеро из них погибли.

Теперь это еще и стихийный мемориал в память о горняках, пропавших под землей на грамотеинской шахте «Листвяжная». Беловчане несут к памятнику красные гвоздики и свечи, но надолго у него не задерживаются. От разговоров, опустив взгляд, отказываются.

Я замечаю поодаль невысокого мужчину в простенькой черной куртке, который нервно комкает свою шапку покрасневшими от холода руками.

От него пахнет спиртным.

— У меня… близкий человек там погиб. Вместе работали раньше на шахте. Много лет работали. Хороший человек был, отзывчивый. Мы всегда вместе — извиняюсь, конечно — и выпивали, и спортом занимались. Да я просто не могу… Не стало его. Еще вчера узнал. На поверхность достали, удалось… Извините, мне тяжело сейчас об этом говорить.

Пошатываясь, он подходит к мемориалу, становится перед ним на колени и начинает бережно гладить голыми руками заледеневший постамент. 

Долго не встает с места.

Плачет.

О трагедии на шахте «Листвяжная» страна узнала 25 ноября.

В тот день под землю спустились 285 горнорабочих. Около 9 утра по местному времени на глубине 250 метров в вентиляционном штреке № 823 произошло задымление, а затем взрыв, предположительно — метановоздушной смеси. Сразу же началась эвакуация.

Мы приезжаем к шахте утром на следующий день. На тот момент известно о гибели 46 горняков и шести горноспасателей. Руководство шахты задержано, им предъявлено обвинение. Уголовное дело о трагедии передано в центральный аппарат СК.

В Кемеровской области объявлен трехдневный траур, хотя в целом стране не до этого. К сегодняшнему дню о гибели шахтеров в новостях упоминают сухой строкой.

О дате похорон пока ничего неизвестно — тела погибших еще не найдены. По словам губернатора Кузбасса Сергея Цивилева, в течение следующих трех суток уровень метана на участках выработок снизится до 20% — и тогда опасность взрывов снизится. «После этого штаб примет решение по дальнейшим поисковым работам в шахте».

По дороге к «Листвяжной» на несколько сотен метров выстроилась вереница из легковых автомобилей. Среди них отчетливо различимы засыпанные снегом машины погибших.

Въезд на территорию шахты ограничен: колючая проволока, шлагбаум и КПП, через который могут проходить только чиновники и родственники горняков.

Журналистам вход строго запрещен. Чиновники устраивают пресс-подходы 3–4 раза в день, но задавать руководителям оперативного штаба вопросы можно, только предварительно их согласовав.

На территории шахты виднеются бесчисленные машины экстренных служб. Туда и обратно курсируют сотрудники ДПС и дорогие иномарки с мигалками и тонированными окнами. За шлагбаум заезжает около двух десятков сотрудников Росгвардии, но для чего — снова неясно.

Перед въездом на шахту члены «Всероссийского студенческого союза спасателей» разбили палаточный лагерь. Там можно согреться, перекусить и выпить чаю. Я решаю зайти внутрь одной из палаток.

— Вы какими судьбами здесь? — неодобрительно спрашивает один из волонтеров, выпроваживая меня из палатки. — Здесь находятся родственники пострадавших. Вы греетесь в другом месте — в автобусе.

Родственники — бледные мужчины и женщины с заплаканными красными глазами — двигаются будто на автомате. Чаще всего безмолвно. В палаточном лагере они не задерживаются и сразу проходят к КПП. Стоит кому-то из них замешкаться, как на них налетает орава телевизионщиков с огромными камерами.

Члены семьи ее ведут под руки.

— Вот вы тут шоу устроили! Смешно им, ***! — бросает молодой парень в шапке-ушанке журналистам, сгрудившимся вокруг них, и скрывается за КПП.

Эта семья приехала забрать вещи погибшего шахтера. Выйдя с территории шахты спустя час, я услышу, как его мать будет, рыдая, возмущаться: «Будем ли мы отпевать? Какое отпевать?! Да-а-айте нам ребенка. Мы ребенка еще не вытащили!»

Инна Пиялкина, жена 55-летнего Бориса Пиялкина, отработавшего на «Листвяжной» 33 года, рассказывает:

Жалобы на безопасность — вообще общее место в обсуждении трагедии.

В пабликах в соцсетях 25 ноября широко разошелся анонимный комментарий шахтера, в котором он говорит о сверхурочной работе и игнорировании техники безопасности со стороны начальства:

«Им надо заработки, им надо норму. У нас норма должна была быть по шахте в сутки — 18 тысяч тонн угля. Если лава встает по какой-то причине, там такой кипиш поднимали. Все работали в поте лица, чтобы лава ехала. Мы все говорили, что она «газовала», сильно много газа было, но они всяко пытались [уладить ситуацию]: воздух пускали в одном положении, в другом, перекрывали там со всех щелей. Очень сильный метан шел, лаву пучило, и на 723-й конвейерной ее запучило так, что почва кровлю задавила, и мы выдергивали энергопоезд. Два дня назад мне рассказывали, что было возгорание. Его потушили, но нам все равно сказали — работайте».

— Антон трудолюбивый был. Это я его потянул в шахту. Сначала он устроился в подрядную организацию. Проработал там полтора года. Ему денег нужно было побольше. В 2015 году пошел в «Листвяжную», работал по третьему разряду, доставлял в забой материалы для шахты. И вот буквально полгода назад он перевелся в четвертый разряд — проходчиком. Он думал рассчитываться, но решил остаться, когда третий ребенок родился. Дом вот этот они купили только год назад. Все в кредит. Надо было кормить семью. У нас многие в Кузбассе получают по 30–40 тысяч. Это нормальная зарплата. Когда перевелся, стал получать от 70.

— Правда, что сотрудников «Листвяжной» заставляли выполнять норматив, в противном случае они лишались части зарплаты?

— Со слов Антона — да, такое было. Он рассказывал, что если есть метан, где-то закрывали датчик, где-то спускали его вниз, чтобы он меньше газа показывал. Дальше работают. Кому такой работник нужен, который остановится, угля не будет, нагреет начальника. Все взбучку получат. Бывает такое, что инспекция в шахту не спускается, а уже все [документы] приняли и подписали. Это, не знаю, какая-то коррупция, что ли…

— Саш, один вышел… сам! — В комнату с безумными глазами врывается Татьяна, жена Антона.

— Откуда?

— Из шахты. Один. Может, и Антон выйдет?..

Вышедший из шахты — это 51-летний Александр Заковряшин, на службе он с 2011 года. Позже выяснилось, что он спасатель.

Как ему удалось выбраться? Заковряшин говорит, что шел по ходу потока теплого воздуха до тех пор, пока не встретил спасателей, которые делали забор газовых проб. «Иногда сознание терял, после этого я отлеживался, часов десять, наверное, может, 12. А потом заставлял себя идти».

Сейчас Александр госпитализирован. Его состояние врачи оценивают как нестабильно тяжелое из-за переохлаждения и обезвоживания.

— По-другому как чудом это назвать нельзя, — сказал врио главы МЧС России Александр Чуприян. — Он врач, медик, спасатель МЧС России. Когда я посещал больных в госпитале, один мне рассказывал, что он активно боролся за жизни, делал там уколы, и до недавнего прошлого мы считали его погибшим.

Президент России Владимир Путин наградил Заковряшина орденом Мужества. Еще пятерых горноспасателей, участвовавших в спасательной операции в «Листвяжной», — посмертно.

— Знаю, что многие выбирали профессию горноспасателя по зову сердца. Не повлияет ли трагедия на службу? — спросили у Чуприяна телевизионщики на пресс-подходе.

— Я посещал в больнице шахтеров и в том числе горных спасателей из своего ведомства. Задал им вопрос: «Желание служить дальше есть?» — «Есть. Вернемся в строй как можно быстрее».

Поздно вечером со мной по телефону связался один из горняков, который работает на шахте «Листвяжная». В день аварии ему выпал выходной. Я спросила его, готов ли он и дальше после случившегося спускаться в шахту.

Десять лет! — говорит он мне пьяным голосом. — И я буду работать дальше. Я не боюсь, понимаешь, ни-че-го. Их смерть меня не испугала. Что теперь… Помянем пацанов, и все. Пойдем дальше спускаться.

Белово, Кемеровская область