Рейтинг для Китеж-града

Как китайские цифровые права будут работать в России.

С одной стороны, мы наблюдаем снижение уровня взаимопонимания между российским обществом и властью, с другой — интенсификацию усилий государства, направленных на создание новой цифровой реальности по китайской модели: проверка и фильтрация сетевых пакетов по содержанию, блокировка «неправильных» сайтов, разработка мер по самоизоляции Рунета, наконец, создание национальной системы управления данными, которая предположительно к 2022 году сведет воедино более 800 государственных реестров и баз — от Федерального регистра населения до реестра недвижимости и транспортных средств, медицинской информации, налоговых сведений и т.п.

Сегодня мне бы хотелось затронуть лишь один частный аспект новой реальности, а именно — феномен китайской «системы социального рейтинга» (далее по тексту — ССР), причем исключительно в плане перспектив его адаптации в России.

Вопрос этот мне кажется чрезвычайно актуальным еще и потому, что в нашем обществе доминирует иллюзия, которую, признаюсь, я также разделял до последнего времени. Считается, что ССР в России не приживется, потому что русский народ хоть и своеобразный, но все-таки европейский, и экстаз от хождения строевым шагом давно перерос.

В начале 2018 года я анализировал в «Бизнес журнале» перспективы создания «Золотого щита» (глобального файрволла) в России по образу и подобию китайской модели. Позволю самоцитату: «Принято считать, что между русскими и китайцами пролегает неодолимая поведенческая и ментальная пропасть, которая якобы не позволит реализовать «Золотой щит» в России с таким же успехом, что и в Поднебесной.

О каких отличиях идет речь?

В социокультурологии китайский и русский менталитеты хорошо описаны и изучены, поэтому будет несложно привести сравнение ключевых характеристик, важных для прогнозирования отношения народа к информационной цензуре (таблица отражает авторские взгляды на национальные менталитеты).

Это легко объясняется коммунальной и замкнутой природой русского и китайского общества, тяготами исторических испытаний и невысоким уровнем материального благополучия. Единственное отличие, наделенное потенциалом активного противоборства цензуре в интернете, выступает важность этических ценностей для русского человека.

Российское государство замечательно осведомлено об особенностях своих подданных, поэтому все свои действия предваряет созданием мощного морально-нравственного фундамента. Политика России нового времени выстраивается на идее «защиты традиционных ценностей» и «исторических, духовных и патриотических традиций». Пафос поведения власти: мы хотим строить наш собственный Русский мир, основанный не на сомнительном диктате сексуальных меньшинств, разрушении нравственности и ювенальной полиции, а на принципах «жизни по правде».

Тогда, в начале 2018 года, я сделал вывод, что «если будет принято решение о строительстве «Золотого щита России», призванного оградить русские «традиционные ценности» от «тлетворного влияния Запада», большинство населения страны поддержит эту инициативу.

При этом у меня оставались сомнения в целесообразности реализации «Золотого щита»: «Изолируем Рунет от мира и… что дадим взамен? Где русские аналоги Baidu, Baikei, Qiyi, Taobao, WeChat, Alipay, Alibaba? Где полноценные альтернативы Twitter, YouTube, Aliexpress, Amazon, Apple Music? Самое главное: где адекватная замена колоссального потока материальных благ, практически на 100% поступающего «из-за бугра»? Где российские макбуки, айфоны, айпады, не говоря уж про мерседесы, тойоты и рендж-роверы?

Как в подобных условиях прикажете изолировать Рунет? Вернее, ради чего? Что мы будем «экономически защищать»? Какое цифровое «импортозамещение»? Яндекс, Йотафон и антивирус Касперского? В общем, можно спать спокойно: «Золотого щита России» не будет».

С момента написания этих строк прошло полтора года, и строительство «Золотого щита» уже идет полным ходом. Как и ожидалось, при молчаливом одобрении большинства населения. Поскольку полноценных аналогов китайских сервисов в местном исполнении как не было, так и нет, можно предположить, что строительство «Золотого щита» ведется не ради защиты каких-либо духовных ценностей, а по сугубо оборонительным соображениям. На мой взгляд, это недальновидно, и главное — бесперспективно для власти.

Под китайским социальным рейтингом понимается совокупность на сегодняшний день все еще разрозненных и несистематизированных экспериментов, которые начались в корпоративной культуре Китая, а затем были поддержаны и расширены государством.

Китайский бизнес преследовал изначально сугубо деловые цели, заимствованные, между прочим, из европейской традиции. В частности, его привлекала перспектива создания системы надежного слежения за кредитной историей граждан.

Китайское государство «расширило естественный функционал рейтинга» (цитирую Михаила Коростикова, обозревателя «Коммерсанта») на бытовое поведение граждан (скандалы в общественных местах и транспорте, семейные конфликты, структура трат и доходов, паттерны потребления и т.п.).

Основной мотив китайской власти для подобного «расширения функционала» — желание купировать в обществе социальную напряженность, которая постоянно возникает из-за традиционного отсутствия доверия китайцев друг к другу.

Однако в воображении отечественной (и шире — западной) либеральной интеллигенции начали всплывать картины, навеянные ужасами истории ХХ века: тайная и истинная цель китайской власти — не оказывать влияние на злостного неплательщика по кредитам, не наказать за драки в общественном транспорте, не предотвращать разводы и частую смену работы, а следить и наказывать тех, кто не читает цитатник Си Цзиньпина и не поддерживает политику родной партии и правительства.

При этом из вида выпускаются два важных момента. Во-первых, ССР разрабатывается и используется не для наказания, а для социального поощрения. То есть происходит не ущемление в правах относительно нормы, а ущемление относительно привилегий. Так низкий социальный рейтинг ведет не к тому, что у тебя отнимут кусок хлеба или бросят в застенки, а к тому, что ты не получишь кредит на льготных условиях, а китайские госкомпании не продадут со скидкой авиабилет для отпуска в Таиланде и т.д.

Аналогия — штука в принципе опасная, а в конкретном случае еще и неуместная: уж поверьте, в арсенале государств с историческим опытом Китая или России достаточно средств для подавления инакомыслия и без системы социального рейтинга.

Второй момент, который наш брат, либеральный интеллигент, упускает из вида при оценке ССР, — это массовая поддержка эксперимента самим населением Китая. Народ рейтинг поддерживает, потому что для него это не тоталитарная система контроля, а защита от мошенников и хамов в бытовой жизни.

В выступлении Михаила Коростикова меня больше всего впечатлила история о массовых прецедентах, когда пассажиры, проехавшие свою остановку, вырывали из рук водителя руль, требуя высадить их постфактум. Если бы я не имел счастья ежегодно лицезреть китайцев в Таиланде, наверное, не поверил бы.

Наконец, последний факт, важный для мысленного эксперимента с экстраполяцией социального рейтинга на русскую почву, — это изложенная в ходе дискуссии социологом Александром Бикбовым история о том, как собираются приватные данные в Скандинавии. Оказывается, в этих благословенных странах власть собирает и знает о своих гражданах такую подноготную (например, генеалогию, прослеженную в глубь веков насколько позволяют записи в приходских книгах, или все наказания, когда-либо назначенные, начиная со школьной скамьи, или лекарства, когда-либо прописанные доктором или купленные в аптеках), что никакой китайской «Алибабе» и ЦК КПК даже не мечталось.

Посмотрим теперь, каковы шансы ССР прижиться на русской земле.

Во время дискуссии в Сахаровском центре редактор отдела политики «Новой газеты» Кирилл Мартынов сказал, что большинство из нас не хотело бы жить в современном Китае или современной России, потому что у нас иные ценности, нам хотелось бы иметь что-то вроде открытого конкурентного общества с демократическими институтами и свободой прессы. Что-то вроде Германии.

Я согласен, но с важной оговоркой: это нужно именно что нам. Вот только мы (те, что с университетским образованием, знанием иностранных языков и менталитетом, испорченным обильными путешествиями по миру) — это в лучшем случае «малый народ», обитающий внутри «большого народа». И, поверьте, евреи с Шафаревичем тут ни при чем: этой трагической схизме в русском обществе без малого 320 лет.

Не потому, что боится иностранных языков и тяжел на подъем. А потому, что для «большого народа» приоритетна материя, а не идея. Тем более что это универсальная закономерность, а не русская специфика.

Никогда в истории «большой народ» не жертвовал материей ради идеи. По этой, кстати, причине ни одна революция в истории не совершалась ради идеи. Идеями питались вожди-фанатики. Для того чтобы поднять «большой народ» на великую смуту, приходилось идти на ухищрения и находить (на худой конец — нагло выдумывать) сугубо материальные поводы: от протухших щей в камбузе броненосца до засеченного до смерти холопа на барском дворе.

Китайцы положительно относятся к системе социального рейтинга не потому, что они китайцы, а потому, что видят в ней прямую для себя материальную выгоду, общественный порядок, гармонию, покой и удобство.

***

Есть, однако, в русской фактуре еще одно обстоятельство, создающее для социального рейтинга на местной почве дополнительные преимущества.

В национальном эгрегоре России (да простят мне читатели эзотерическую терминологию, но лучшего слова в данном контексте не подобрать) доминируют два фетиша — справедливость и недоверие к власти.

И то, и другое уходит, похоже, к самым истокам государственности — от приглашения варягов на царствование до Золотой Орды.

Система социального рейтинга прекрасно вписывается в народную одержимость справедливостью, однако конфликтует с недоверием к власти. По этой причине в чисто китайском варианте ССР в России никогда не приживется: народ всегда будет его отторгать, будет ему противоборствовать и дискредитировать по мере сил и возможностей.

При этом сам по себе социальный рейтинг в глазах «большого народа» не перестает быть замечательным инструментом для упорядочивания жизни общества и достижения утопии справедливости. Сохранение общественного порядка, уважение чужих прав в обмен на защиту собственных — важный элемент жизни по совести, поэтому когда соседа не пустят в Анталию из-за регулярных шумных пьянок, общественность это, безусловно, одобрит и поддержит.

Но только при одном условии: правосудие социального рейтинга будет чиниться не руками власти, к которой априорно нет доверия.

Если не руками власти, то чьими? И тут арсенал русского национального эгрегора протягивает нам еще одну магическую палочку-выручалочку, а именно: удивительную идею о том, что Власть и Государство не являются синонимами.

Идеализированный образ Государства, освященного фетишем справедливости, воплощен в русской Атлантиде — Китеж-Граде. Вот только Китеж-Град пребывает в воображении, поэтому для реальной жизни нужен действенный паллиатив. И такой паллиатив мы находим в еще одной потрясающей формуле: «Государство — это государь»!

Всякий беспредел, творимый на местах и в центре, — это не продукт Государства и государя, а продукт Власти бояр (боярский беспредел). А вот Государство-государь — это защитник народа, защитник русского эгрегора и национального самосознания.

Эти невероятные перипетии духа создают предпосылки для двух возможных сценариев реализации ССР в российском обществе. Напоминаю, что мы исходим из представления о том, что социальный рейтинг — это «инструмент для упорядочивания жизни общества и достижения утопии справедливости».

Первый путь. ССР вводится под эгидой государя. На уровне метафоры вариант привлекательный, однако утопичный в плане практической реализации. Народ хоть и считает государя персонификацией справедливого Государства (Града Китежа), однако осознает, что речь идет все же о живом человеке. Государь не может за всем уследить, поэтому неизбежно делегирует имплементацию ССР Власти (боярам), а те уж не преминут любое доброе начинание обернуть себе в авантаж. В итоге ССР закончится тем, что и всё остальное в нашей жизни: беспределом и отсутствием справедливости. 

Второй путь. ССР вводится под эгидой «мира» — еще одной палочки-выручалочки из запасников национального эгрегора. «Мир» — это третий субъект русской жизни, наряду с Властью (боярами) и Государством (государем). У «мира» исторически было две функции: пассивно давать реальности морально-этическую оценку и — в судьбоносные периоды истории — спасать Государство (государя). Чем, нужно сказать, русские государи всегда успешно пользовались — от князей и царей до генсеков.

Одним словом, если и есть у социального рейтинга в России исторический шанс, то он появится лишь в том случае, если эту систему станут внедрять всем «миром», то есть по инициативе снизу. В идеале, при благословении и освящении государем. Да еще и на распределенном децентрализованном инклюзивном блокчейне.

Короче, опять ничего не получилось. Ну да не страшно: попытка, ведь, не пытка, не так ли, Лаврентий Павлович? По крайней мере у нас вышел сочный сиквел великой комедии, в которой Иван Васильевич меняет профессию, на сей раз — в эпоху Deep Fake, Post Truth и криптовалют.