Возвращение кузнецкого волка: к истории городской геральдики

Кузнецкий волк может стать одним из ключевых символов грядущего 400-летия Новокузнецка.

Часть I: изображение С.У. Ремезова
Так получилось, что о геральдической традиции родного города накануне его 400-летия мы мало что знали. Особенно темными выглядят первые века истории города. Эти моменты побудили меня заняться системными изысканиями в этой области, которые довольно быстро увенчались успехом. Оказалось, что многие вещи лежали на поверхности и их просто никто у нас целенаправленно не искал. Сказывается недостаток развития реального краеведения в нашем городе. Помогло изучение научного аппарата геральдической истории других городов Сибири.

Первое, что удалось найти, - это изображение кузнецкого волка конца XVII - начала XVIII века (предположительно до 1710 года) из “Служебной чертежной книги” С.У. Ремезова. Это рукописное справочное издание с картами, городской символикой и другими материалами. Оно было воспроизведено факсимильным способом в 2006 году. Экземпляр этого роскошного издания хранился в нашей городской библиотеке. На странице указано, что это печать Кузнецкая.

Роспись печатей приведена по документу царя Михаила Федоровича от 1635 года в изложении С.У. Ремезова. Там отмечено, что у Кузнецка на печати волк. Стоит сразу отметить, что приведенное изображение не содержит круговую надпись по краю печати, которая, возможно, должна там быть: “П(ечать) Г(осударева) З(емли) С(ибирские) Кузнецкого города”.
Росписи же сибирских печатей 1656 и 1692 годов дают сведения о другой надписи на печати Кузнецка: “Печать Государева земли Сибирские Кузнецкого острогу” (1656) и “Печать Государева земли Сибирския Кузнецкаго острога” (1692). Текст “Окладной книги Сибири 1697 года” гласит: “Печать государева земли Сибирские Кузнецкого острогу”. Тексты 1656 и 1697 годов совпадают. Везде также говорится о волке на городской печати.

При отсутствии настоящего оттиска этой печати у специалистов могут быть различные сомнения по этому поводу. Однако стоит отметить, что неплохо известны печати других городов Сибири (в том числе Томска, Красноярска). С изображениями С.У. Ремезова они в целом совпадают. У С.У. Ремезова не было цели что-либо сфальсифицировать, ведь он составлял этот справочник как информационный материал, в том числе для удобства управления. Часть городов в соответствующих окошках обозначена, но рисунки печатей там отсутствуют: видимо, уже тогда существовала проблема сбора и систематизации этой информации. Додумывать сибирский картограф ничего не стал, что является лишним доказательством его добросовестности, хотя возникла путаница с печатями Иркутска, Нерчинска и Якутска (на этот счет у ученых есть свои достаточно логичные объяснения). С.У. Ремезова можно лишь обвинить в осовременивании некоторых сведений, в том числе по Кузнецку (в надписи должен быть острог, а не город).

Можно вполне утверждать, что изображенный С.У. Ремезовым кузнецкий волк является книжной, художественной версией кузнецкой городской печати (рис. 1). Ценность этого изображения в том, что мы можем впервые лицезреть символику нашего города той далекой эпохи. Кузнецкий волк на нем не выглядит агрессивным. Это симпатичное, доброе, дружелюбное и сказочное существо. Он существенно отличается от реконструкции В. Паничкина, которая использовалась в нашем городе последние десятилетия (рис. 2). Волк В. Паничкина агрессивен и, как заметил краевед П.П. Лизогуб, он имеет поднятый, как у собаки, хвост, что у волков наблюдается преимущественно лишь у вожаков и во время нападения. Настоящий же кузнецкий волк изображен как надо.

Изображение кузнецкого волка с поднятой передней правой лапой соответствует средневековой русской геральдической традиции. Так изображали хищных зверей в далёкие времена Московского царства. У кузнецкого волка был предшественник - астраханский волк с короной (рис. 3), который был помещен как элемент на Большой государственной печати Ивана IV (предположительно 1577 год). Этот волк, правда, имеет поднятую переднюю левую лапу, что тоже было распространено в геральдике. Изображения похожи. Однако волк как символика Астрахани довольно быстро исчез к началу XVII века.

Сразу стоит сказать, откуда появился волк на печати Кузнецка в 1633 - 1635 годах. Существует выражение, что он “символ дикости и необжитости края”. Но вся Сибирь тогда была преимущественно такой. Дали эту печать городу через 15 - 17 лет после его основания. У исследовательницы отечественной геральдики Н.А. Соболевой есть предположение по поводу астраханского волка и других хищных животных на эмблемах городов времен Ивана Грозного. Животные взяты из Ветхого и Нового Завета, что было естественно для средневекового религиозного общества. “Согласно Священному Писанию, люди и скоты противопоставляются друг другу: первые - познавшие “Закон”, вторые - не знающие его, язычники. В Псалтыри в том же значении, что и слово “скоты”, употребляется слово “звери”. Отсюда напрашивается вывод: “клейма” с фигурами зверей - нехристианские, “нечестивые” народы, варвары. Общепринятая трактовка отдельных эмблем: волк - символ еретиков, лиса - дьявол, “неверная душа”, пес, лев, змей, конь - дьявол, враг и прочее - находится в соответствии с этим определением”. Известно, что издревле различные народы ассоциировались с животными. Но в случае печати Ивана Грозного речь идет о другом. Так как “перед нами не народы (ибо татары, например, обозначаются различными эмблемами - волк, дракон, лев), а территориальные единицы, населенные нехристианскими народами”.

В происхождении сибирских звериных эмблем XVII века Н.А. Соболева видит сочетание религиозного, библейского начала, отражение реальной сибирской фауны и наличие пушного промысла.
Стоит заметить, что нехристианские народы жили тогда по всей Сибири. С давних времен, например, в Томске есть квартал сибирских татар. Служилые татары помогали основывать наш Кузнецк. А популярный на Руси переводной сборник “Физиолог” наделял многих диких животных христианскими добродетелями.

Волк весьма был распространен как символ в средневековой европейской геральдике. Интересно мнение специалиста по средневековой русской символике С.И. Нелюбова: “Сегодня можно говорить о том, что “лютым зверем” наши предки называли и льва, и единорога, и рысь, и медведя, и барса, и волка. Например, в “Слове о полку Игореве” Всеслав Полоцкий в одном месте именуется скачущим “лютым зверем”, а несколько ниже - “волком”. Хорошо помогает разобраться в этом вопросе этимология слова “лютый”. В нарицательном значении древнегреческое, старославянское и литовское ljutas означало “терзатель”. На Руси оно было как именем прилагательным, характеризующим качества зверя: дикость, свирепость, злобность, жестокость, так и обобщенным названием самого страшного, непобедимого, поставленного во главе зверей хищника. Отсюда фольклорный образ “лютого зверя” мог символизировать власть, воинскую доблесть, а также играть роль оберега”.

Мало кто знает, что волк был промысловым животным, дешевым видом “мяхкой рухляди” как белка. Веками, в том числе его шкурками, платили ясак покоренные народы. Вот эти промысловые животные и составляли основу сибирской геральдики. Соболь был на печатях Тобольска, Томска, Верхотурья, Березова, Сургута, Енисейска. Лиса изображалась на эмблемах Обдорской заставы, Тары, Кетска, Тюмени (с бобром), у Томска и Сургута вместе с соболем. Белка у Красноярска (так у Г.Ф. Миллера), Нарыма (с горностаем). Северный олень у Мангазеи. Лось у Пелыма. Туринск имел росомаху. Ну, а Кузнецку достался волк. Не думаю, что, когда сибирским городам давали такие эмблемы, туда закладывали идею еретика, дьявола и врага. Встречается волк и на личных печатях сибирских чиновников, инородческих родов Восточной Сибири XVIII века.

Печати той поры были символом государственной власти, которая сурово карала за ненадлежащее их применение. Так, по Соборному уложению 1649 года прописывалась смертная казнь за изготовление поддельных грамот, печатей, приказных писем и наложение печати на подложные “воровские” документы. Карались и чиновники-махинаторы. Так, в указе 1700 года уличенным в подделке документов красноярским подьячим приписали “отсечь... у обоих рук пальцы, чтобы впредь к писму были непотребны”.

Уверен, что это интересное изображение кузнецкого волка С.У. Ремезова станет одним из ключевых символов грядущего 400-летия.
Появление данного изображения волка повлекло за собой целую цепочку дальнейших открытий. Но об этом в следующий раз.

Часть II: "Окладная книга Сибири 1697 года"

Часть III: печать из книги 1858 года Петра Иванова

Обнаружение изображения кузнецкого волка в “Служебной чертежной книге” С.У. Ремезова и в “Окладной книге Сибири 1697 года” позволило по-новому взглянуть на известное изображение лошади на городской печати Кузнецка 1694 года. Сразу усилилось давно существовавшее сомнение, а лошадь ли там изображена? Эти сомнения высказывались ранее неоднократно городскими краеведами (Н.А. Кузнецов, П.П. Лизогуб). Для таких сомнений было много оснований. В официальных росписях печатей сибирских городов за 1635, 1656, 1692 годы, в “Окладной книге Сибири 1697 года” прямо везде указывается, что “на Кузнецкой волк”. Подтверждают это и документы XVIII века.

Проблема заключалась в другом. В нашем городе отсутствовала книга П. Иванова 1858 года “Сборник снимков с древних печатей, приложенных к грамотам и другим юридическим актам, хранящимся в Московском архиве Министерства юстиции”, где была опубликована печать Кузнецка образца 1694 года Существующие в Интернете отсканированные версии этого издания очень низкого качества. В местной литературе даже родилась точка зрения, что печать была разрушена и при подготовке к публикации её дорисовали. Помогло обращение в Научную библиотеку Томского государственного университета. Заведующий сектором изучения фонда отдела рукописей и книжных памятников, доктор исторических наук Валерия Анатольевна Есипова переслала нам очень качественный снимок этой кузнецкой печати из издания П. Иванова, за что ей хочется высказать признательность и благодарность. Кузнецкая печать 1694 года такого качества публикуется впервые и доступна теперь на сайте “Кузнецкого рабочего” (рис. 1). Сразу отпали все сомнения в нечеткости изображения, его дорисовки. Более того, насколько стало мне это понятно, подобные издания XIX века даже отображали реальный размер этих оттисков. У большинства печатей Сибири он 3 сантиметра. А опубликованное фото реального оттиска городской печати Красноярска 1720 года на сайте Красноярского краеведческого музея позволяет нам утверждать при сравнении с соответствующим изображением в издании П. Иванова о максимальной идентичности в прорисовке у него печатей (чего не скажешь про соответствующие изображения конца ХХ века из изданий Н.А. Соболевой). Сам П. Иванов писал, что он “снял возможно точные снимки с более сохранившихся печатей”. Нашему городу здесь несказанно повезло, так как из городов Западной Сибири в этом сборнике только 4 города могут найти свою древнюю печать: Новокузнецк, Енисейск, Верхотурье, Красноярск. Остальные города, включая Томск, реального изображения своей печати практически не знают.  

Итак, у нас впервые накопился весьма качественный сравнительный материал для проведения всестороннего анализа печати Кузнецка на документе 1694 года. Следует указать, что печать Кузнецка 1694 года имеет максимальное сходство с возможным оригиналом. По-видимому, это и есть оригинал печати 1633 - 1635 годов. Сама техника исполнения печати, надписи на ней, особенности рисунка нам наглядно показывают, что это типичная печать Сибири XVII века, рожденная в недрах Приказа Казанского дворца и Сибирского приказа. Она часто буквально повторяет в деталях облик своих сибирских “собратьев”, появившихся до середины XVII века. На печати Кузнецка 1694 года безусловно, волк, исполненный в примитивной традиции изображения животных Московского царства, которая была весьма далека от реальности. Следует заметить, что быть художником-анималистом - значит иметь особый талант. В реальности их очень мало. Среди мастеров, изготавливающих печати того периода, их было явно недостаточно. 

Сопоставление изображений печати 1694 года и её книжной прорисовки (рис. 2) из “Окладной книги Сибири 1697 года” наглядно показывает нам сходство общих черт этого животного: совпадает полностью положение лап, хвоста, правда, у книжной версии чуть приподнята голова. Надо не забывать, что печать имела диаметр всего 3 см. Сама печать - это матрица для продавливания небольшого изображения. Книжный рукописный рисунок всегда нечто другое. Тут больше возможностей для придания индивидуальных черт, что особенно проявилось в изображении С.У. Ремезова, которое также повторяет общие контуры настоящей кузнецкой печати. Совпадает во многом и общий текст печати. Везде (кроме С.У. Ремезова) указывается, что это печать острога. Последнее соответствует росписям 1656 и 1692 годов и сведениям “Окладной книги Сибири 1697 года”. Есть различие лишь в написании отдельных букв окончаний трех последних слов. Здесь печать 1694 года практически соответствует росписи печатей 1692 года “печать Государева земли Сибирския Кузнецкаго острога” (есть несовпадение в прилагательном из росписи “Кузнецкаго”, на печати это “Кузнецково”, часть слов дана в сокращении, полностью текст выглядит так: “ПЕЧАТЬ ГДРВА ЗЕМЛИ СИБИРСКИЯ КУЗНЕЦКОВО ОСТРОГА” или “ПЕЧАТЬ ГДРВА ЗЕМЛИ СИБIРСКI? КУЗНЕЦКОВО ?СТРОГА”). Роспись 1656 года и текст “Окладной книги Сибири 1697 года”. Окончаниями трех последних слов тексту печати 1694 года не соответствует (напомним, что для XVII века не было четких установленных правил орфографии). Окончание названия острога на -ово мы видим на печати Енисейска на документе 1671 года (рис. 3). 

На печатях Кузнецка 1694 года, того же Енисейска 1671 года, Илимского острога (документ 1705 года) слово острог начинается через кириллическую омегу, которая читается как “о”. Печать же Красноярска 1644 года с единорогом имеет окончание написания названия острога через -аго (рис. 4). Слово острог начинается на классическую букву “о” (кириллическая “он”). На печати Илимского острога слово “ленского” имеет окончание -ово, хотя название острога имеет окончание -ого.  

Надписи на печатях Кузнецка 1694 года, Енисейска 1671 года, Верхотурья 1689 года (рис. 5), буквальное совпадение в написании отдельных слов и букв (тоже округленное “р” в верхней части, слово “сибирского” пишется через окончание “I” (буквы “и” и “малый юс”), у Красноярска же просматривается тут “а”), схожесть рисунков животных (об этом ниже), всё говорит нам о том, что все эти печати (кроме Красноярска, Якутска и Илимского острога) были сделаны или поновлены (у Верхотурья она появилась при Василии Шуйском) в одно и то же время и, возможно, одним мастером. Не исключено, что это всё появилось в 1633 - 1635 годах.

Печать 1644 года Красноярска с единорогом отличается и написанием букв в словах (буква “р” в верхней части имеет часть сторон с прямыми углами), стилистикой изображения. Мы помним, что согласно Г.Ф. Миллеру, у Красноярска должна быть белка по росписи 1635 года. Также не похожи размером (2,5 см) и стилем рисунка печати Якутска (таможенная и городская). У Г.Ф. Миллера про Якутск в росписи ни слова. Это не случайно, Якутск - центр уезда с 1638 года, а воеводское управление с 1641 года. Становление Илимского острога шло в 1640-е годы. Сведений о его печати нет ни у ГФ. Миллера по 1635 год, ни в царской росписи сибирских печатей 1656 года. 

Проведенный анализ многочисленных документов Кузнецка XVII века наглядно показывает, что до середины этого века широко употреблялось окончание на -ово (-аво) в названии острога (прилагательная форма). В одном и том же документе окончания -ово и -ого часто идут попеременно. А во второй половине XVII века окончание -ово встречается редко. Всё это относится и к Енисейскому острогу. Фиксация окончаний на -ово в названиях острогов на печатях Кузнецка и Енисейска 1633 - 1635 годов и окончания на -аго в названии Красноярского острога на печати 1644 года является отражением произошедших изменений устоявшихся форм произношения и написания. 

В чем тут проблема? Здесь следует обратиться к трудам лингвистов, которые занимались историей русского языка. “В допетровской России, - пишет лингвист Г.О. Винокур, - существовало два письменных языка, резко противопоставленных один другому по своим культурным функциям. Один, так называемый церковнославянский язык, представлял собой ту разновидность древнерусского письменного слова, которой пользовались книжники эпохи Московского государства, претендовавшие на литературность изложения, и которая получила грамматическую обработку в руководствах по языку XVI - XVII веков. Другой, так называемый “приказный” язык, служил почти исключительно для деловых надобностей и представлял собой канцелярскую обработку обиходной речи с некоторыми, в общем незначительными, заимствованиями из книжной традиции. В основе этого языка, постепенно вытеснявшего собой местные разновидности деловой речи и, таким образом, получившего в известный момент значение языка общегосударственного, лежал московский говор XVI - XVII веков. Надо думать, что в допетровское время это были, собственно, не два разных языка, в точном смысле термина, а скорее два разных стиля одного языка”. Далее он сообщает интересную для нас деталь: “Родительный падеж единственного числа прилагательных мужского и среднего рода в литературном языке оканчивался преимущественно на -аго, -яго, а в женском роде на -ыя, -_я, например, добраго, синяго, добрыя и т. п., а в деловом языке соответственно на -ово, -ево (или -ова, -ева) и -о (-ые), -е (-ie), например доброво, синево, добро, и т. д.”. То есть наше прилагательное “КУЗНЕЦКОВО”, как и “ЕНИСЕЙСКОВО”, “ЛЕНСКОВО”, есть форма приказного и делового языка московского говора. Ведь эти печати как раз сделали в мастерских московских приказов. 

А что дальше было с нашим языком в XVII веке? А дальше ситуацию описал знаменитый языковед-русист академик В.В. Виноградов: “Дело в том, что к XVII веку продолжали существовать два основных центра церковнославянской традиции - Москва и Киев, каждый из которых имел свой район влияния. При этом традиция московская несколько отличалась от киевской. В XVII веке киевская традиция церковнославянского языка возобладала над московской”. 

Известно, что Москва была к середине XVII века наводнена образованными людьми из Киева и Малороссии. Они влияли на формирование языка, нормы культуры, подготовили реформу патриарха Никона, который переформатировал Русскую православную церковь Московского царства по малороссийским образцам. Отразилось это желание всё систематизировать и упорядочить и на канцелярском языке. 

Использование прилагательных в деловой письменности XVII - XVIII веках неплохо исследовано филологами на столичных и сибирских материалах. Отмечается, что для этого времени “обычно флексия -ово встречается в документах, передающих живую речь”. При этом в официальных бумагах писцы старались сохранять норму -ого (-его). Формы прилагательных на -ого (-его) воспринимались ими до середины XVIII века “как более официальные и потому более правильные”. Нетрудно предположить, что окончание в названии острога на -ово в формате прилагательного на официальной печати города 1694 года является очень архаичной формой. 

Поэтому известные печати Кузнецка, Енисейска и частично Илимского острога отражают ещё ситуацию господства приказного языка на эмблемах городов. Печати же Красноярска 1644 года, частично того же Илимского острога (она переходная) имеют явные следы произошедших изменений в пользу официального церковнославянского языка. Написание букв, окончаний и даже изображение там другие. Эти обобщения совпадают с описанием Г.Ф. Миллером росписи сибирских печатей 1635 года, где про Якутск (круговой текст печати частично отсутствует, многие буквы разрушены) и Илимский острог ничего не говорится, а у Красноярска белка на печати, а не единорог. Это всё указывает нам на более позднее происхождение этих последних печатей. 

Печать Кузнецка на документе 1694 года многие при беглом осмотре ассоциируют с лошадью. Об этом пишут даже в современной научной литературе (хотя никаких исторических документов на этот счет, естественно, нет). Однако рамки средневековой традиции рисования эмблем городов могли диктовать совершенно другие стандарты. Примитивность в изготовлении многих изображений на печатях сибирских городов в XVII веке, небольшой размер самих печатей привели к тому, что части животных прорисовывались лишь чисто символически. Так называемые “копыта” на некоторых конечностях у волка Кузнецка следует считать изобразительной формой передачи лап хищников. Есть “копыта” у собаки (или волка), которая бежит рядом с лошадью на печати документа 1694 года, находящейся в издании П. Иванова по соседству с нашей на одной странице, печать эта личного происхождения (рис. 6). Принадлежала она Ближнему Окольничему и воеводе Ивану Афанасьевичу Матюшкину Его отец Афанасий Иванович двоюродный брат царя Алексея Михайловича, он и его предки были связаны с работой в московских приказах, что не исключает происхождение этой печати в мастерских официальных органов власти, стилистическая схожесть изображения с печатями сибирских городов и острогов очевидна. 

Хвост (особенно он, только по нему можно опознать зверей на печатях Кузнецка, Енисейска и Верхотурья, самая реалистичная прорисованная часть), туловище и конечности волка на кузнецкой печати, безусловно, стилистически несут черты этого животного. А поднятая нога (поза лошади) - эта только художественный прием из средневекового искусства изображения зверей на печатях. Вспомните того же астраханского волка.

Опущенный хвост на печати 1694 года Кузнецка, как у всех хищных зверей, имеет явное сужение книзу. При увеличении изображения наглядно видно, что это цельный хвост волка, а не лохматый, как у лошади. Печати с лошадьми (например, рис. 6) того периода из издания П. Иванова как раз имеют лохматые хвосты, более длинную, коромыслом, шею, ноги тоньше и длиннее (голень у нашего волка небольшая, как и положено, у лошадей она выше), есть узда. Лохматым изображен лошадиный хвост единорога (конь c одним рогом, выходящим изо лба) на печати Красноярска. Нет у нашего волка и гривы.

Примитивным образом изображали и голову. Головы кузнецкого волка и соболя Верхотурья выглядят практически одинаково (похожи и головы соболей Енисейска). Замечу, что изображенные головы этих соболей также далеки от реальности. Однозначно лишь, что это головы хищников. Животных на печати Кузнецка с “лошадью” 1694 года и на печати Верхотурья с соболем 1689 года порой очень сложно отличить друг от друга. Похожи они и на остальных хищных зверей из сборника П. Иванова. Заметим, что печать Верхотурья 1689 года отличается от описания 1635, 1656 и 1692 годов, на печати должен быть соболь под деревом, а мы видим соболя с копьем и буквой “В”. Надпись имеет несколько другой текст. 

При подготовке этой публикации были исследованы имеющиеся рукописи Кузнецка XVII - XVIII веков. В них с последней четверти XVII века постоянно отмечается в конце текста, какого царя эта печать приложена. Цари тогда менялись часто (прописывалась даже царевна и великая княжна Софья). С 1689 года Кузнецк в этих формулировках стал именоваться постоянно городом. Однако три (третья - таможенная из Окладной книги) теперь известные печати Кузнецка 90-х годов XVII века несут запись про Кузнецкий острог. Значит, печати скорей всего не менялись всё это время.  

С 1682 по 1696 годы в стране был дуумвират царей Ивана и Петра. Если бы Кузнецк тогда получил совершенно другую городскую печать с новой символикой, то тогда там было написано как на печати Албазина: “ПЕЧАТ(ь) ВЕЛИКИХ Г(осу)Д(а)РЕЙ СИБИРСКИЕ ЗЕМЛИ АЛБАЗИНСКОГО ОСТРОГУ”. Однако на печатях Кузнецка 1694 и 1697 годов никаких упоминаний про великих государей нет. Нет их и на таможенной. Это весьма веский довод против “новой” печати “с лошадью” 1694 года.

Отсутствие на нашей печати упоминания про государей, соответствие её во многом тексту росписи 1692 года однозначно позволяет утверждать, что эта печать может быть старше 1682 года, когда Иван и Петр стали совместно править. Стилистическое сходство изображения с печатью Енисейска 1671 года ещё больше дополнительно опускает вниз временную планку этой кузнецкой печати.   

Сразу возник вопрос: откуда информация о “лошади” 1694 года? А взялась она из солидного советского исследования 1981 года Н.А. Соболевой “Российская городская и областная геральдика XVIII-XIX веков”. Там в конце издания есть “Таблица 2. Территориальные эмблемы XVII века сибирских городов и острогов”. В разделе изменений эмблем у Кузнецка указано “Печать 1694 года - идущая вправо лошадь”. Далее дается конкретная ссылка на авторитетное издание П. Иванова “Сборник снимков с древних печатей, приложенных к грамотам и другим юридическим актам” 1858 года. В книге П. Иванова есть изображение этой “лошади”, описание, что это печать Кузнецка, информация о документе (“меновая грамота”), но нет нигде указания, что это именно “лошадь” или кто-либо ещё. Тем не менее информация о “лошади” широко разошлась по справочным и научным изданиям, некритично была воспринята новокузнецким краеведом В. Паничкиным. Не отметила в своей таблице Н.А. Соболева и то, что по росписям 1656 и 1692 годов у нас писался острог, а не город. У неё только версия росписи 1635 года в интерпретации С.У. Ремезова

Предполагаю, что эта публикация породит бурные споры. Не исключено, что если будет найден оригинал печати, то многое может прояснится.