Верховный главнокомандующий армии-победительницы

Ю.Алябьев: "Еще в Гражданскую войну Сталин уже проявил себя как стратег".

"Чем крупнее фигура полководца, чем круче испытания, которые выпали на долю его армии в годы войны, тем больше соблазна у не нюхавших пороху потомков, сидящих в благоустроенных квартирах благоустроенной страны, подсчитывать: как и что можно было сделать в ту войну иначе, меньшими жертвами и меньшей кровью. Да, мол, были победы и достижения, были, но какой ценой!

Как будто размер платы за достигнутую победу в войне назначает смертный человек! Как будто смертный человек формирует характер войны, а не наоборот!

Самый выдающийся полководец может только соответствовать в большей или меньшей мере требованиям войны, и тогда он остается у власти над войском ровно до той поры, пока соответствует требованиям войны, и если ведомая им армия достигает победы, то обретает право на историческую память. С другой стороны, у плохого командира не может быть хорошего войска: ни полка, ни дивизии, ни целой армии. Евгений Тарле считал, что без Наполеона его маршалы теряли половину своей ценности. История нашей Великой Отечественной войны показывает, что без Сталина советские маршалы теряли не меньше, если не больше.

Не сомневаюсь в том, что у многих это утверждение вызовет недоумение или даже протест. Слишком много лжи и грязи вылито на голову Сталина, как Верховного главнокомандующего. Слишком глубоко въелся в память образ жестоковыйного, ничего не понимавшего в военном деле вождя, не слушавшего военных и принимавшего единоличные решения, приводившие к военным неудачам, особенно в первом, самом трагическом периоде Великой войны и накануне ее. Что же, спасибо авторам мемуаров и прекрасной, но мифологизированной киноэпопее Юрия Озерова “Освобождение”. Между тем еще в Гражданскую войну Сталин, как стратег, уже проявил себя. Известна его роль в обороне Царицына в 1918 году, без которой большевистская власть в Москве задохнулась бы в смертельных объятиях голода. Меньше известно, что в 1920-м он один из Политбюро был против похода на Варшаву, пошел публично (в газете “Правда”) против Ленина и Троцкого и оказался прав. Тухачевский, любимчик Троцкого, бездарно загубил под стенами Варшавы более ста тысяч красноармейцев.

В советское время мемуарная литература, в силу закрытости подлинных документов, была едва ли не единственным источником историографии о Великой Отечественной, а цитаты из мемуаров заменяли ссылки на действительные документы военного времени. Но мемуарист не может быть правдив по определению, потому что пишет мемуары постфактум, когда известны все обстоятельства и последствия описываемых событий и принятых им когда-то решений. С этой точки зрения любые мемуары — своего рода “записки охотника”. Кроме того, любой мемуарист и наши отечественные в этом ряду — не исключение: большие потери или проигранные сражения склонны списывать на ошибки старшего начальника. Особенно если тот к моменту написания мемуаров уже не у власти или в опале. Тем более если его уже нет в живых.

Но я нисколько не сомневаюсь в том, что никому даже из самых ярых критиков Сталина в голову не придет представить на посту Верховного главнокомандующего, который Сталин вынужден был поневоле принять на себя 8 августа 1941-го, какого-то другого конкретного человека.

Здесь я вынужден сделать небольшой экскурс.

Повторилась ситуация двадцатилетней давности. Тогда, в 1922-м Сталина назначили генсеком Политбюро РКП(б) на должность, которую до этого фактически исполняла жена Свердлова К.Т. Новгородцева (заведующая секретариатом ЦК). По мнению Троцкого: “Пост секретаря в тогдашних условиях имел совершенно подчиненное значение” (Л.Д. Троцкий. Сталин. Интер-дайджест. 1995 год). Но прошло всего лишь несколько месяцев, и Ленин с недоумением пишет съезду: “Товарищ Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть”. Почему это произошло? Ведь среди вождей партии были гораздо более яркие и известные фигуры! Ведь даже на заседаниях Политбюро председательствовали официальные главы правительства: сначала Ленин, затем Рыков, позже Молотов. Сталин всего лишь исполнял решения Политбюро. Мы привыкли считать, что власть дается должностью. Но подлинная власть возникает у того, кому люди подчиняются и к кому идут. Сталин со своей скромной, неконституционной должностью генсека был такой личностью и трудился так, что люди подчинялись ему и шли именно к нему. И он через десяток лет стал признанным вождем страны. Надо знать, что Сталин воспринимал свой пост как тяжкую ношу и в течение последующих десяти лет трижды просил ЦК освободить его от должности генсека: “В Пленум ЦК (т. Рыкову). Прошу освободить меня от поста генсека ЦК. Заявляю, что не могу больше работать на этом посту, не в силах больше работать на этом посту. И. Сталин. 27 декабря 1926 года”…

Еще накануне войны, проведя частичную мобилизацию, Сталин не позволил командованию Красной Армии “упредить противника в развертывании” в соответствии с запиской Василевского и оставил войска прикрытия в 400 километрах от границ, чем и предотвратил блицкриг. После войны и смерти Сталина Жуков скажет: “Хорошо еще, что Сталин тогда с нами не согласился. Иначе мы получили бы тогда нечто подобное Харькову в мае 1942-го. Самое крупное поражение Вооруженных сил в Великой Отечественной войне, когда в окружении было уничтожено несколько армий”.

К концу первой недели войны Тимошенко и Жуков утратили управление войсками Западного фронта, связь с его командованием, перестали владеть обстановкой в полосе фронта. Известие о взятии немцами Минска они получили от Сталина (за связь с подчиненными войсками в армии, как известно, отвечает и ее организует лично начальник штаба). Гневного упрека Сталина: “Что за начальник Генштаба, который так растерялся, что не имеет связи с войсками?!” Мужественный Жуков не выдержал, разрыдался и быстро вышел в другую комнату (Г. Куманев. “Рядом со Сталиным”, М., 1999 год).

Сталина, как Верховного главнокомандующего, выбрало время, время безоговорочной военной диктатуры. Так было и в древние времена. В Римской республике в условиях чрезвычайной опасности полагалось избрание военного диктатора. Такими были и Камилл, и Фабий Максим, явившиеся каждый в свое время спасителями Рима.

Такая же роль — спасителя Отечества от германского порабощения и истребления лучшей части русского народа — выпала и на долю Сталина.

Гитлер вел против нашего народа тотальную войну, войну на уничтожение государства и лучшей части нашего народа. Тоталитарная организация власти в тотальной войне — единственно возможная и целесообразная форма власти. Поэтому упреки в адрес Сталина в том, что он установил свою личную диктатуру, не просто необоснованны, а невежественны. За такую диктатуру Сталина нужно не обвинять, а благодарить.

Только начетчики от исторической науки могут не понимать главной особенности эпохи, называемой “сталинской”. А эта особенность заключается в том, что все годы его правления пришлись на нарастающую угрозу неизбежной войны, на организацию всенародного сопротивления агрессору и победу над ним, на последующее восстановление страны. Этим была оправдана его диктатура. Какой другой его современник и соратник смог бы взять на себя всю полноту власти в лихую военную годину и взвалить на свои плечи всю полноту ответственности за армию, страну и народ? Вопрос риторический, и ответа на него вы, уважаемый читатель, не найдете.

Сталину долгое время ставили в упрек окружение и уничтожение 300-тысячной группировки войск Юго-Западного фронта в сентябре 1941-го из-за его категорического отказа оставления Киева (спасибо мемуарам Жукова). На самом деле сегодня нам достоверно известно, что главком Южного направления Буденный еще 11 сентября поставил перед Верховным вопрос о необходимости оставления Киева и отвода войск ЮЗФ на рубеж реки Псел. В тот же день Сталин связался с командующим ЮЗФ Кирпоносом и дал уточненные указания (безупречные, по мнению Баграмяна) по реализации предложения Буденного, обратив внимание на необходимость прикрытия правого фланга отводимой группировки от возможного прорыва танковой группы Гудериана с севера. Кирпонос бодро ответил, что у него и мысли об отводе не было, подставив Буденного и заверив Сталина в том, что с ситуацией справится. Одновременно Сталин усилил всем, чем мог, Брянский фронт Еременко, поставив ему задачу — ударить Гудериана во фланг и не допустить прорыва его войск на юг. Но Еременко задачу выполнить не смог, а Кирпонос подставил не Буденного, а сотни тысяч бойцов и командиров Красной Армии. Верховный согласился с командующим ЮЗФ, сменил Буденного на Тимошенко, а 15 сентября (через четыре дня) танковые клинья Гудериана с севера и Клейста с юга соединились у Лохвицы — в тылу главной группировки ЮЗФ. Целый фронт перестал существовать!

Я привел этот пример не для того вовсе, чтобы заявить, что Сталин никогда не ошибался. В данном случае Сталин ошибся потому, что поверил Кирпоносу и Еременко, обещавшему разбить “подлеца Гудериана”, и не поверил Буденному. Но Кирпоноса уже не спросить — он погиб в Киевском котле.

Положение Верховного главнокомандующего сильно отличается от положения сколько угодно крупного деятеля мирного времени. В его распоряжении миллионы живых людей, которые каждый день рискуют жизнью и которых “бить рублем” бесполезно. Его положение так же сильно отличается от сколько угодно талантливого ученого или шахматиста. Он не имеет возможности иметь полную и достоверную информацию о положении дел, но обязан принимать решения независимо от полноты информации, и принимать быстро.

Боевой устав любой армии мира гласит: недостаток информации не освобождает командира (командующего, Верховного главнокомандующего) от принятия решения. У него нет времени и физической возможности всесторонне обдумать приказ или директиву, тем более нет времени на рефлексию. При этом после выбора того или иного решения и отдачи приказа он должен упрямо добиваться его непременного исполнения, так как на войне последовательное проведение в жизнь, пусть не лучшего, приказа на порядок лучше метаний, приводящих к неразберихе и хаосу. Это предполагает наличие таких качеств, которые в мирной жизни не только не полезны, но и противопоказаны.

Военачальник высокого ранга должен быть предельно жестким и даже жестоким, должен иметь безукоризненное логическое мышление, способность давить психологически на подчиненного (оппонента), понимать главное содержание момента и иметь неординарные ораторские способности. По поводу последних… У Сталина не было спичрайтеров. Сокровенные слова, обращенные к миллионам наших соотечественников, произнесенные им 7июля 1941-го, он выстрадал сам: “Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!” Не сомневаюсь ни минуты в том, что и знаменитый приказ № 227, известный как приказ “Ни шагу назад”, дошедший до сердца каждого красноармейца, был написан им собственноручно — кровью своего сердца.

Что же касается его способности лично влиять на людей, то один из самых заклятых наших союзников, потомок Мальборо сэр Уинстон Черчилль признавал: “Его влияние на людей было неотразимо. Когда он входил в зал на Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, вставали и, странное дело, почему-то держали руки по швам”.

Наличие интуиции, мощного ума, отменной памяти, сильной воли, целеустремленности и выдающихся организаторских способностей у нашего Верховного отмечали большинство военных и гражданских, иностранных и отечественных его современников.

Редкий историк или журналист не пенял и не пеняет Сталину на его необразованность. Известный литератор позднего советского периода В. Успенский из лучших, разумеется, побуждений написал даже целый исторический роман “Тайный советник вождя”, оказав покойному вождю медвежью услугу. Главная “фишка” романа в том, что сам-то Сталин был всего лишь недоучившимся семинаристом, но при нем был некий непритязательный генштабист из бывших. Ему-то, мол, Сталин и обязан эрудицией и мудростью военных и не только военных решений. Да, у Сталина не было ни университетского (академического) образования, ни диплома. Но что есть это самое высшее образование, как не знание лишь того, что написано в 50 — 100 книгах под названием “учебники”, по которым профессора и доценты читают лекции?

Между тем фактом является то, что Сталин всю жизнь учился и его библиотека в кремлевской квартире насчитывала десятки тысяч томов. Причем библиотеку он не собирал, а отбирал, а книги не просто читал, а прорабатывал. С другой стороны, разве мало людей, которые, имея дипломы солидных вузов и даже ученые степени, давно утратили не то что жажду, но и элементарный интерес к новому знанию?

Надо очень плохо думать о наших отцах и дедах, надо думать о своем народе, как о быдле, чтобы полагать, будто он позволил бы править собой в самые тяжелые годы необразованному, властолюбивому и кровожадному маньяку, каким рисуют Верховного подчас иные историки, публицисты и деятели искусств.

Говорит ветеран Великой Отечественной войны, и не просто участник, а дважды Герой Советского Союза, военный летчик Скоморохов: “Имя это было святым для миллионов. Скажи Сталин: “Умри, Скоморохов, так надо!” — я бы сделал это не задумываясь”. Эти слова русского воина напрочь перечеркивают гнусные измышления тех, кто пытается оторвать имя Верховного главнокомандующего от имени народа-победителя.

Может быть, в отношении к своему прошлому: и далекому и близкому, равно и к деятелям нашего прошлого, нам стоит поучиться у других народов? Например, у китайцев. В Китае, идущем семимильными шагами к современному капиталистическому обществу, до сих пор у разных поколений имя Мао Цзэдуна в большом уважении. Мао они оценивают как семьдесят на тридцать, то есть 70 процентов заслуг и 30 процентов ошибок. Обратите внимание — не преступлений, а ошибок!

Начальник личной охраны Гитлера обергруппенфюрер СС Ратенхубер на послевоенном допросе сказал — когда фюрер узнал, что Берлин взят, он произнес: “Русские в Берлине. Это мог сделать только гигант Сталин”.

Чтобы понять, чего годы войны стоили Сталину, достаточно посмотреть внимательно на два фото — на параде 7 ноября 1941-го и на Параде Победы 1945-го. На первом — крепкий мужик, на втором — старый дед.