“Хоть сейчас бы спустилась в забой”

Этой старой фотографии из семейного альбома Котовых более 60 лет.

Снимок сделан в 1948 году для Доски почета шахты “Абашевская-1”, когда навальщица Нонна Лавыгина выполнила месячный план по отгрузке угля на 168 процентов. Девятнадцатилетней ударнице вручили нагрудный знак и удостоверение “Отличник социалистического соревнования Министерства угольной промышленности восточных районов СССР”. Нонна Михайловна до сих пор бережно хранит это удостоверение и вырезку из газеты того времени, где ей среди прочих героев труда было посвящено две строчки.

-Это еще не рекорд, - вспоминает она. - Случалось и больше. Бывало, в забое стену запалят, мы с девчонками отойдем метров на 10-15, пока пережидаем взрыв, отдыхаем, забутовки достаем. Мне мама обычно кусок хлеба маргарином тоненько мазала, съем - и за лопату. Мы уголек вручную грузили, наваливали на рештак, вроде конвейера, потому и “навальщицами” звались. Молодая, сильная тогда была, со мной даже парни на перекидку не вставали - завалю. Конечно, тяжелая, не женская работа, а что делать? Мужчин-шахтеров война повыбила, в забои женщины шли, кто на место мужа-фронтовика, кто заработать, чтобы детишек поднять. Меня тоже нужда погнала, троих надо было кормить.

Взрослой Нонна стала через месяц после начала войны, когда на отца, Михаила Ивановича, пришла похоронка: “Пал смертью храбрых под городом Воронежем”. Мать, и без того больная женщина, совсем слегла, а в доме трое детей, двенадцатилетняя Нонна - самая старшая. “Горевать было некогда, - рассказывает она. - Утром шла в школу, потом, как многие ребятишки, то на колхозные поля, то на ферму - трудодни зарабатывала, вечером в своем огороде копалась, младшие, брат и сестра, помогали.

На трудодень мало что давали, но войну пережили. Мама совсем плоха стала, а я, как только семилетку окончила, и мне пятнадцать стукнуло, решила идти работать на шахту, там платили хорошо. На рабочую карточку давали по 1200 граммов хлеба, по сравнению с иждивенческой в 400 граммов это - просто богатство. Сначала работала ламповой, потом мотористкой, вступила в комсомол. Бойкая была. Решили мы с девчонками организовать комсомольско-молодежную бригаду и в забой попроситься. Пустили, кто же будет препятствовать комсомольскому почину? Шахту я любила, трудная, конечно, работа, по восемь часов, не разгибаясь, на глубине 100-150 метров, но было настоящее удовлетворение от труда. Шахту никогда не боялась. При Советской власти за безопасностью труда следили строго: чуть чего - работа останавливается, а нас - на поверхность.

Смена длилась восемь часов. Механизации почти никакой, главное орудие труда - лопата. Гребешь, гребешь, глядишь - тонна есть. Поднимешься на-гора, черная, что уголь, руки от лопаты сводит, все тело гудит, а в мойке уже с подружкой, Аней Тузовской, планы строим, куда пойдем: в кино или в клуб на танцы. А еще я пела в клубной самодеятельности, выступали на праздниках, обязательно готовили большой концерт на День шахтера. Все успевала”.

Зарабатывала Нонна неплохо, тем более что план все время перевыполняла. Все деньги отдавала маме, она ими и распоряжалась. Как пошла Нонна работать, платье себе справила, коричневое крепжоржетовое с вышивкой по рукавчикам, одно-единственное было, в нем и замуж в 50-м году выходила. Приглядела шахтового парня, фронтовика Валерия Котова, работящий да еще и на баяне лихо играл. А может, он Нонну приглядел: статная она была, с пышной шапкой вьющихся волос, к тому же передовица. Как расписались, вот уже больше 60 лет рука об руку живут. Детей вырастили, внуков. На старости лет из дома-завалюшки переехали в новую квартиру со всеми удобствами, на улицу День шахтера.

“Очень символично, - улыбается Нонна Михайловна, - шахта в моей жизни все время. Я хоть сейчас бы снова в забой спустилась, манит. А праздник День шахтера в семье главный. В этот день больше всего поздравлений, начиная от посланий Медведева и Путина и заканчивая приветами с родной шахты. Не забывают. Сейчас мы хорошо живем, не бедствуем, было бы здоровье. Мы же, шахтеры, народ крепкий, живучий”.