Концепт задавал ориентиры и был вне конкуренции.

Юные дарования из самых глухих спальных районов самых богом заброшенных городков имели перед глазами довольно четкую схему: офис в губернском центре, женитьба/замужество, ипотека, машина в кредит и, если все пойдет хорошо, — развод и переселение в столицу, где схема повторялась заново.

Однако в какой-то момент что-то стало идти не так.

Схема работала бесперебойно, но в ней стало не хватать чего-то значимого, без чего даже круглосуточное служение либеральным ценностям никак не инвестировалось в нужный уровень гедонизма. А не хватать стало самоуважения, которое действительно — очень редкий гость посреди негасимых кредитных и прочих зависимостей. В общем, пирамида Маслоу взошла над «русским миром» и стала требовать перехода на новый качественный уровень идентичности. В самой сердцевине «поколения П» зародилась тоска по нематериальным ценностям, которую уже никакими кредитами не отобьешь. Впрочем, эта тоска никаким образом не отрицала и ценности материальные. А поскольку забота о последних требовала постоянной занятости на производстве денег, то ни времени, ни сил на свободный и углубленный поиск нематериального не оставалось. «Русский мир» завис на тревожном распутье, которое в перспективе рисовало тупик.

И в этот непростой идентификационный момент на самых верхах государства случилась политическая операция «преемник» 2011 года.

Кажется, выход был найден сам собой: теперь, чтобы ощутить в себе обновленные смыслы, достаточно было выйти на митинг за Честные Выборы, встать в пикет за Свободу Политзаключенным или хотя бы просто искренне презирать власть. Поначалу все это работало и стало невероятным откровением для «русского мира». Представители самых полярных политических и философских убеждений шли рука об руку, а над потоками протестующих развевались флаги коммунистов, демократов, анархистов, монархистов — кого только не было.

Но вскоре опять начались неполадки. Выяснилось, что за обновленные нематериальные смыслы дают вполне материальные сроки. А главное, что все эти идеи политических и гражданских свобод оказались для подавляющего большинства россиян слишком уж непонятной экзотикой. Те, кто успел прочесть Бегбедера, — они так и остались в протесте. Это и понятно, ибо для того чтобы врубаться в Бегбедера, необходимо было предварительно усвоить Сартра, Камю и Бодрийяра. Но вот поклонников сериалов протест за живое не задевал. А сериалы смотрела вся страна. Над «русским миром» снова повисла тревожная пауза.

На помощь обретению смыслов в очередной раз пришло государство. Теперь уже совершенно целенаправленно. Запрос на нематериальные ценности был услышан, обработан, интериоризирован. И на самую широкую публику выдали понятную и чувственную историю о том, как бедная приемная девушка жила без любви и уважения, но потом резко встала с колен и явилась так, что все сказали: «Вот ведь…». В общем, выдали столь любимую всеми угнетенными классами идею о попранной и восстановленной справедливости.

И практически сразу добавили такой весомый материальный аргумент, как Крым.

В отличие от темы гражданских прав и свобод, все это зашло в «русский мир» на «ура».

Причем зашло не только и не столько для тех, кто уже пресытился гедонизмом, а для тех, кому пресыщение не улыбалось в принципе. Вполне объяснимо: для того чтобы почувствовать себя встающим с колен, совершенно необязательно было перегружаться безрадостной работой и кредитами, достаточно было просто около 40 часов в неделю проводить у включенного телевизора, пусть даже в фоновом режиме. А иногда переслушивать послания верховного гаранта, которые действовали на россиян не менее сильно, чем послания апостола Павла на коринфян.

Так началось успешное переоформление «поколения П» в «поколение Z».

Если для людей «П» доминантой был гедонизм (в этическом отношении вещь весьма сомнительная), то за людьми Z встал архаически-выверенный бренд «исторической справедливости», дающий пользователям чувство незыблемого морального превосходства. Такое превосходство было хорошо еще и тем, что целиком окупало весьма посредственный материальный статус большинства представителей «русского мира». Со временем же превосходство могло превращаться и вовсе в ощущение поглощающего величия.

Так или иначе, но потребность населения в новой идентичности была успешно решена, и давние сокровенные мысли персонажей «поколения П» воплотились в жизнь:

«Задача простая, — напиши мне русскую идею размером примерно страниц на пять. И короткую версию на страницу. Чтоб чисто реально было изложено, без зауми. И чтобы я любого импортного пи..ра-бизнесмена там, певицу или кого угодно — мог по ней развести. Чтоб они не думали, что мы тут в России просто денег украли и стальную дверь поставили. Чтобы такую духовность чувствовали, ….., как в сорок пятом под Сталинградом, понял?…» (Виктор Пелевин, «Generation «П»)

Теперь оставалось лишь поддерживать нужный эмоциональный градус.

Для этого в распоряжении был целый список исторических памятных событий, из которых можно делать поводы для народных гуляний. Следовало лишь выбирать те, что подходят по критерию «величия». А те, что не подходят, не стоит и рассматривать. Впрочем, много событий и не понадобилось. Переписывать историю — дело, безусловно, веселое, но и весьма хлопотное: достаточно взять из нее самое для всех понятное и «духоподъемное».

Сомнения и проклятые вопросы почти совсем перестали заходить в голову типичному представителю «русского мира». Если же он слышал такие вопросы со стороны, то у него всегда были наготове простые и четкие ответы, а чаще — простые и саркастические встречные вопросы, призванные тут же положить конец любой неуместной дискуссии. Наподобие: «А вы хотите, как в 90-е?» или «А где вы были эти восемь лет?» И если для исчезновения проклятых вопросов «поколению П» приходилось почти постоянно поддерживать в своем организме алкогольную интоксикацию, то «поколение Z» уже вполне могло обходиться без этого — эйфория «величия» очищала и успокаивала ум куда эффективнее.

В принципе, именно эйфория или стремление к ней и есть главное содержание «поколения Z».

Для большинства довольно эйфории умеренной, такой, чтоб давала чувство приятной причастности к великому. Для других эйфория — это бодрящий стимул к слову и действию, заменяющий и вытесняющий все другие чувства, например, эмпатию. А для некоторых — это неутолимый голод, который ведет их вперед вопреки инстинктам, вопреки выживанию, за последнюю черту.

Что же касается провозглашенных идей и стратегий, то им не стоит приписывать никакого существенного значения.

Они возникают лишь с одной целью: придать удобопроизносимую озвучку эйфорической инвазии наподобие боевого клича перед атакой. Сознание «людей Z» не стремится к логической обоснованности своих представлений, а может быть, оно вообще плохо усваивает всякую логическую обоснованность. (…).

Рис. Петр Саруханов / «Новая газета»