Согласно закону «Об образовании», деньги на охрану школ должен выделять муниципалитет. И Казань — вроде бы не из бедных городов, но…

В гимназии № 175 были даже рамки-металлодетекторы, но, по словам учеников, они почти всегда были выключены.

— Только на ОГЭ и ЕГЭ их включают, а в обычные дни они стоят выключенными, никогда не пищат, — говорит Никита.

Никите повезло: он проспал начало занятий, шел ко второму уроку.

— Когда подходил — увидел, что от школы бегут двое малых, из начальных классов. Потом слышу — выстрелы, я дальше не пошел. Из моего класса, насколько знаю, никто не пострадал.

Галявиев шел по коридорам и дергал по очереди двери. Незакрытым, к сожалению, оказался кабинет английского языка, где в это время шел урок у 8 «А». Здесь Галявиев убивает учеников и молодого учителя, 26-летнюю Эльвиру Игнатьеву. Позже telegram-каналы будут писать, что у убийцы к Игнатьевой были личные счеты. Но школьники, с которыми я общался, утверждают, что этого быть не может: она пришла на работу, когда Галявиев уже закончил школу.

— Кроме того, он хорошо учился, — рассказывает Камила, закончившая школу спустя год после Ильназа и знавшая его. — Замечаний ни по учебе, ни по поведению у него, насколько я знаю, не было. Друзей не было тоже: он был тихим и нелюдимым мальчиком. Общался сам с собой.

— В школе были заметны у него какие-то психические отклонения? — спрашиваю я.

Камила отрицательно мотает головой.

— Да если бы и были заметны, на это никто бы не обратил внимания, — говорит Никита. — У нас в школе есть психолог. Я даже не помню, как ее зовут. Она приходила к нам за время обучения три раза: в четвертом, шестом и восьмом классах. Раз в два года, короче. Задавала какие-то стандартные вопросы про алкоголь, наркотики, про то, кем мы хотим стать, тесты выдавала. Но это все очень формально.

Слова Никиты подтверждают еще двое учеников гимназии. Имени психолога не помнит никто.

Первые наряды Росгвардии и скорая приезжают к гимназии спустя пять минут после начала стрельбы.

В это время очевидцы сообщают о взрывах. Информация о взрывных устройствах и сейчас противоречивая: сначала сообщалось о самодельных бомбах, затем — о боевых. Позже власти заявили, что Галявиев взрывные устройства заготовил, но не использовал.

Подъезжает усиление. Полиция и Росгвардия готовятся к штурму, но Галявиев решает сдаваться сам.

На первом допросе в полиции Ильназ Галявиев будет материть полицейских и требовать, чтобы произошедшее не списывали на «психотравму». И действительно, формально никакой психотравмы у него нет: не обнаружили ведь ее ни школьные психологи, ни врачи психоневрологического диспансера, ни сотрудники Росгвардии, выдававшие ему лицензию на оружие…

Не заметили никакой психотравмы у парня и продавцы в йошкар-олинском магазине «Охотактив», куда казанец приехал за дробовиком Hatsan Escort и 350 патронами к нему.

Иду к дому стрелка.

У подъезда меня тормозит полицейский в черной маске, младший лейтенант.

— Куда собираетесь?

— Хочу пообщаться с соседями.

— Посторонних не пускаем. Только жильцов по прописке.

— А что там происходит?

— Осмотр квартиры. Следственные действия.

Оперативник говорит, что «вот-вот» полицейские уйдут и я смогу зайти.

Через полчаса из окна на третьем этаже высовывается мужчина в бирюзовой футболке.

— Вообще ничего об этой семье не знаю, — кричит он. — Парня видел, но мы с ним даже не здоровались никогда. Не видел, чтобы он с кем-то в футбол играл во дворе или вообще ходил в какой-то компании. Всегда сам по себе.

— Отец у него пил какое-то время, но потом резко перестал. Ильназ еще маленький был тогда, — рассказывает другая соседка. — Семья у них тихая, небогатая. Необщительная.

— Вокруг этой истории очень много фейков, — говорит дежурящий у подъезда полицейский. — Пишут, что якобы был взрыв в его квартире. Но никакого взрыва не было. Потом говорят, что у него был сообщник или даже два — это тоже неправда. Пока все указывает на то, что это был псих-одиночка.

— И как же его проглядели? — спрашиваю я.

Полицейский не отвечает.

11 мая, Казань