Он вернулся

Через сорок дней он снова спустился в шахту. Было ли страшно? Нет. Андрей Спрягайлов привык за восемнадцать лет уходить вглубь, и тысячи тонн сверху на него никогда не "давили". Профессию себе он выбрал осознанно и всегда говорил, что сделал правильный выбор. Под землей вкалывает уже, считай, полжизни, 1 марта ему стукнуло тридцать девять. Кстати, у шахты "Ульяновская", куда несколько лет назад их бригаду перевели с "Юбилейной" как одну из самых опытных день рождения в этот же день. С ребятами они всегда отмечали оба события заодно: тост за его здоровье, тост за "Ульяну". Нет теперь этих ребят, забрала их шахта.

Смена 19 марта была обычной, разве что с лентой пришлось повозиться подольше: кое-где потребовалось поправить стыки, отладить узлы. Андрей как бригадир, расставив всех слесарей по местам, сам работал в хвосте первой ленты. Время от времени они перекликались по "говорушке", докладывали о ходе ремонта. Наконец - "от винта", и уголь пошел. Можно было спускаться дальше, но, собравшись уходить, Андрей заметил, что конвейер идет немножко криво и уголь просыпается. Он попытался его выровнять, но одному сделать это было сложно. Крикнул на помощь ребят, они оказались далеко внизу, никто к нему не спешил. Сказав "пару ласковых" в эфир, он скинул спасатель и тяжелую куртку и приступил к ремонту в одиночку. Лента пошла ровнее, отложив инструменты в сторону, Андрей начал одеваться. Лишь только он хотел закрепить "спасатель", его накрыло черной волной, сбило с ног и понесло, как пушинку, кувырком.

Каким-то чудом Спрягайлов поймал на лету "спасатель", отработанным до автоматизма движением выдернул из него чеку и сделал первый вдох. Шрапнельный грохот камней по каске мгновенно оглушил его, мелкая въедливая пыль забила очки. Передвигаться можно было только на ощупь. Благо он знал штрек до мелочей, вслепую нашел конвейер и по нему, как по путеводной нити, двинулся к выходу. Бежать не мог, клапан аппарата тут же перекрывал живительную смесь, и Андрей задыхался. Лучше идти, в такт дыханию и биению сердца. Вот так, шаг за шагом, наверх надо было преодолеть всего каких-то 300 метров. "Видимо, произошло сильное обрушение, - решил Спрягайлов, хлопка взрыва он не слышал. - Сейчас выйду, скажу о случившемся и назад, к своим". Ему казалось, что шел он очень долго, потом выяснилось: только минут пятнадцать.

На-гора уже суетился народ, с надеждой заглядывая в жерла выходов, извергающих клубы черного дыма. Андрей вышел первым. "Цел? - спросили его. - Кто еще был с тобой? Там взрыв..." Он сразу не понял, присел на снег, отдышался и двинулся назад. "Пустите... Там вся моя бригада, надо помочь... Вдруг кто-то ранен...", - пытался он сказать удерживающим его людям. Скоро стало известно, что с "канатки" вышли еще четыре человека: один, закончив работу, за пять минут до взрыва, трое - после него. Потом еще выходили. Андрей в надежде увидеть своих бросался навстречу каждому, но своих не было. Времени оставалось все меньше и меньше, сейчас на поверхности оно для него бежало с ужасающей быстротой. Как шахтер он знал, что "спасателя" хватает на час, если идти, и на пять - если сидеть и ждать. Шахта продолжала гореть, система вентиляции была выведена из строя. Оставалась надежда, что ребята пробились к "свежей струе". Он ждал и надеялся, но из 43 человек участка N 5 кроме него больше не вышел никто.

Что было потом - помнит смутно. Позвонил жене, она еще ничего не знала. Известие о том, что задерживается, Наташа восприняла спокойно, не впервой, мало ли какие неполадки. Ее радость вперемешку с причитаниями и рыданиями до обморока тоже были потом. Когда сын Богдан, подпрыгнув с разбега, крепко обнял за шею, Андрей понял, что дома. Но все это, как в забытье, сквозь пелену слез. Все тело болело, голова была тяжелой, надо было лечь, но ему хотелось увидеть каждого из бригады, обязательно самому проводить их в последний путь. Андрей метался по городу, из квартиры в квартиру, и не мог смотреть в глаза женам и матерям. Ему казалось, что женщины глядят на него с укором и молчаливо упрекают: "Почему ты остался жив, а мой..."

Конечно, ему это только казалось. Мужики знали про шахту все: для них это была работа, не хуже и не лучше другой. И нередко в забой отец, как Владимир Рычков, приводил сына, а он бы потом и своего привел. Бывали случаи, когда в сердцах говорили: "Ни ногой туда больше", - но опять шли. Надо было работать, кормить семьи, учить детей. А сколько было радости, когда на "Ульяновской" добыли первый миллион, затем второй, третий... Марат Ахтямов обязательно после официальных мероприятий устраивал для бригады "междусобойчик". Выпивали по стопочке, травили анекдоты, обязательно фотографировались на память. Замечательный был человек Марат, уважали его в бригаде, работу свою любил. Чуть что - звонили ему, в любой час дня и ночи готов был ехать на шахту. Хоронили Ахтямова, не открывая гроб.

Павел Баженов был заместителем механика участка. Знающий инженер, деловой, ответственный, ветеран афганской войны. В таких передрягах был там - выжил, а тут судьба догнала, как и другого афганца из их бригады Александра Кулаева.

Коле Бойченко через неделю исполнилось бы двадцать восемь. Что будет теперь с его годовалым ребенком? В прошлом году всей бригадой сдавали кровь для его жены, не спасли ее, умерла при родах. Теперь и Коля... Такими же молодыми ушли Андрей Дашков и Вадик Сулич. Уважали их за преданность шахтерскому труду, за отзывчивость, за готовность всегда помочь другим. Авторитетных примеров для них хватало. Тот же Александр Староватов. Его называли мозгом бригады. В компьютерах понимал... Не смотри, что работяга, современного мышления был человек, "продвинутый", как хвалила его молодежь. Сына отправил в Питер осваивать горняцкое дело на высшем уровне, а вот дочку поставить на ноги не успел.

А как бы в бригаде обходились без Андрея Горнова. Слесарем был от Бога. В самый безнадежный механизм мог жизнь вдохнуть. По характеру добродушный, безотказный. Горнорабочий Денис Веснин тоже был безотказный, в тот день на работу вышел в свой выходной... Все как перед глазами: и золотой фонд "пятидесятников" - Юрий Васильевич Борисов, Андрей Федорович Лысак, Владимир Михайлович Вяткин, и "новобранцы" - Женя Поздеев, Саша Закиров... Про каждого хочется вспомнить. А четверо практикантов даже не успели в шахте обвыкнуться, только во вкус входили.

И обидно сейчас слышать, что пьют якобы в шахте, прямо в забое колются. "Хотел бы я посмотреть, - с горечью говорит Андрей Спрягайлов, - как наркоман по нашей ленте во всем шахтерском обмундировании километры за смену наматывает. Да мы друг друга насквозь видели"...

Через 40 дней он опять вернулся на "Ульяновскую". Прошел весь путь, где работали его ребята: сплющенные в гармошку стальные бочки, вырванные с корнем многотонные механизмы, порванная в клочья лента и смятые каски. В самом конце пути ничего не было. Ничего!

Но он вернулся. Как тогда, из Афганистана, когда его БТР подорвался на мине. Вернулся и в шахту. Потому что надо жить и работать. И еще для того, чтобы сохранить память о своей бригаде и всех тех 110 шахтерах, которые уже никогда не вернутся.

Ольга Волкова.

"Кузнецкий рабочий"