“Не зарастёт на сердце рана”

На мольберте завершенный холст размером восемьдесят на сто сантиметров.

Пейзаж называется “Ночной город”. И не абстракция, и не сказать чтоб чистый реализм, а полуфигуративная живопись. Яркие пятна, оранжевые, темно-красные, стремящиеся в высоту линии. Все это на темно-синем и фиолетовом фоне. Есть сбоку высокое романтическое полукруглое окно, а пониже — деревце. Вся картина в строгом музыкальном ритме. Не мной замечено, что живопись с музыкой очень близки.

А Саша Попов и писал, как правило, под музыку. Но пейзаж “Ночной город” не произведение Попова, это работа известного не только в нашем Новокузнецке живописца Анатолия Думлера, написанная в память об Александре Попове. 18 апреля будет три года, как удивительный, редкого таланта художник Александр Попов ушел от нас навсегда.

— Ты знаешь, она другая была даже по композиции. Я сделал карандашный набросок. Побыл он на мольберте недели две. Что-то не устраивало меня. Я переписал. Переписывал я этот пейзаж раз пять. Сейчас он более обобщенный, более цельный. И больше меня устраивает.

Санька ведь и человек был сложный. И гулять любил по ночам. Друзьями мы не были, но по духу близки были, и если разговаривали, то понимали друг друга. Десять лет наши мастерские были рядом. Равнодушным я не остался к его смерти.

“Как больно, милая, как странно”, — почему-то вспомнились мне начальные строки стихотворения Александра Кочеткова из “Иронии судьбы”.

Анатолий не стремился копировать стиль Александра Попова. Да, ночной пейзаж. Думлер тоже любит ночные пейзажи. Сашин колорит, его ритм. Но нет Сашкиной пастозности, нет обязательных у него черных линий, нет его нерва. Картина Думлера более элегантная, что ли, окультуренная. И очень красивая. Попов бы не признал в ней свой стиль, но что-то от его манеры в работе Толи есть, и почти уверена, что ему тепло стало на сердце от внимания к нему другого художника, дружеского участия, и, конечно, он не смог бы не оценить написанный пейзаж Думлером.

Более тридцати лет я пишу о новокузнецких художниках, знаю их. И лучшим среди них для меня всегда был Саша Попов.

— Он ничего не боялся. Он не боялся писать, как хотел, — объяснял мне Анатолий. — И, конечно, он был очень одиноким. — Это замечание он сделал на мои слова о том, как Саша любил дом, своих мальчишек.

— Но жил в мастерской, — настаивал на своем выводе Толя.

Большие художники, будь то живописцы, будь то писатели, одинокие в принципе. И чем больше художник, тем более он одинок. Давно заметила такую особенность среди творческих личностей, художников не в последнюю очередь: каждый ощущает себя гением и не признает больших достоинств в собратьях.

— Не думаю. Все художники разные, у каждого своя подача, своя манера. У каждого зритель свой. У меня не было такой проблемы, никогда не считал себя великим. Всегда знала, что художники в нашем городе и разные, и очень интересные. Многие очень талантливые “ушли”.

Анатолий Думлер у нас один из лучших художников, для меня — так самый лучший. Его глубина неисчерпаема. Их многое роднит с Поповым. Театральная декоративность и музыкальный ритм их произведений. Хоть и называл себя Саша Попов формалистом, в его этюдах на холстах пробиваются трагические ноты. Этот трагизм (можно назвать его философией) притягивает к себе зрителей и волнует и в картинах Думлера. Просто декоративные работы смотришь и, отойдя к другой картине, тут же забываешь, а у Толи при увлекательной форме вглядываешься в ее содержание и долго думаешь о нем, то есть о жизни. Например, опустевший огород, два варианта мотива “Дороги в осень”, один условный, почти космический пейзаж, другой абсолютно реалистический “Приятна мне твоя прощальная краса”, и не знаю, какой более художественный, “Телевизор на двоих”, пейзажи, кстати, ночные, дальнего Куйбышева, Форштадта.

Он не считает себя выдающимся художником и называет мне сразу фамилий пять очень хороших наших живописцев. Не один десяток лет действует созданная их “Кузнецкая слобода”, объединившая художников-прикладников, художников-любителей. И к каждому он расположен, к каждому относится с симпатией, и идут они к нему без устали.

Написать картину в память об ушедшем художнике, конечно, не подвиг. Подобные случаи есть и в музыке, и в литературе, и в изобразительном искусстве наверняка. В нашем городе таких прецедентов я, правда, не знаю, не случилось. И на поминки на девять дней после кончины Саши Попова, которые Думлер устроил в своей мастерской, пришли только два художника-любителя. Толя не жаловался. Я пишу это, потому что сама там была. Ну и ладно. Некогда людям. Да и не самое радостное мероприятие. Просто, когда уходит близкий тебе по духу человек, больно. У художника эта боль просится из груди, выплескиваясь на холст.Творчество