События последних дней указывают на всё большую турбулентность и неоднозначность политической ситуации
Поймали уже новогоднее настроение?
Надеетесь ли вы на позитивные изменения в Новокузнецке с новым градоначальником?
Часто ли вы угощаетесь шаурмой?
...
Умер легендарный Алексей Леонов
Увы, даже герои не вечны...
Уроженец Кузбасса, первый в истории космонавт, вышедший в открытый космос, Алексей Архипович Леонов скончался на 86-м году жизни.
В пресс-службе Центра подготовки космонавтов имени Гагарина подтвердили информацию о смерти космонавта Алексея Леонова, сообщает "РИА Новости".
Алексей Леонов был одиннадцатым советским космонавтом, а в марте 1965 года стал первым в мире человеком, вышедшим в открытый космос. В июле 1975 года Леонов участвовал в первом в истории совместном космическом полете советского корабля "Союз-19" и американского Apollo, во время которого была осуществлена стыковка кораблей и переход космонавтов и астронавтов на соседние корабли.
Два года назад Алексей Леонов появился на премьере фильма "Время первых", в основе которого лежат реальные события о первом в истории выходе человека в открытый космос, который он совершил с корабля "Восход-2".
Известно, что в последние годы Алексей Леонов тяжело болел.
Родился 30 мая 1934 года в селе Листвянка (ныне Тисульского района Кемеровской области).
Был восьмым ребёнком в семье. Русский.
Отец — Леонов Архип Алексеевич (1892—1981, род. Орловская губерния, работал на шахтах Донбасса, выучился на ветеринара и зоотехника).
В 1937 году отец был репрессирован, семью выгнали из дома, а соседям позволили разграбить имущество "врагов народа".
Отец, которого едва не застрелили на этапе, отсидел два года — с 1936-го по 1938-й. Посадили без суда и следствия за конфликт с председателем колхоза.
В 1939 году отца реабилитировали, помог его бывший сослуживец по дивизии красных латышских стрелков — Лудзиш. Семья с матерью переехала к родственникам в Кемерово, где в комнате (16 м2) в бараке стало жить 11 человек.
Учился в кемеровских школах № 35, 37.
В 1947 году семья переехала по новому месту работы отца в город Калининград, где его родственники проживают и ныне.
Окончил среднюю школу № 21 Калининграда в 1953 году.
Рано проявил художественный талант, оформлял стенгазеты. Хотел поступить в Рижскую академию художеств, но не имел средств для жизни в Риге.
В 1955 году окончил 10-ю Военную авиационную школу первоначального обучения лётчиков в Кременчуге, куда поступил по комсомольскому набору.
В 1957 году окончил Чугуевское военное авиационное училище лётчиков (ВАУЛ) и вступил в КПСС.
В 1960 году был зачислен в первый отряд советских космонавтов.
За успешное осуществление полёта и проявленные при этом мужество и героизм подполковнику Леонову Алексею Архиповичу 23 марта 1965 года присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда".
В 1965—1969 годах в группе космонавтов участвовал в подготовке по лунно-облётной и лунно-посадочной программам. Вместе с О. Г. Макаровым входил в состав первого из трёх сформированных в 1967 году экипажей для облёта Луны.
В начале декабря 1968 года члены трёх подготовленных экипажей написали письмо в Политбюро ЦК КПСС с просьбой разрешить стартовать немедленно (в США пилотируемый облёт Луны планировался на 21—27 декабря 1968 года), невзирая на неудачи предшествующих беспилотных запусков. Пилотируемый запуск намечался на 9 декабря 1968 года, но разрешение так и не было получено.
В 1969 году два экипажа (в том числе экипаж Леонова) продолжали подготовку к высадке на Луну, но подготовка прекратилась после двух неудач с запуском ракеты Н-1 и успешной высадки на Луну 21 июля 1969 года экипажа "Аполлон-11".
В 1968 году окончил Военно-воздушную инженерную академию имени Н. Е. Жуковского (инженерный факультет).
22 января 1969 года находился в автомобиле, обстрелянном офицером Виктором Ильиным в ходе покушения на Брежнева. Не пострадал.
В 1971 году был командиром основного экипажа Союза-11 (вместе с В. Н. Кубасовым и П. И. Колодиным). Незадолго до старта медкомиссия дала отвод Кубасову, экипаж сменили. Полетели дублёры — Г. Т. Добровольский, В. Н. Волков и В. И. Пацаев, погибшие во время посадки спускаемого аппарата.
В 1975 году, 15—21 июля, совместно с В. Н. Кубасовым, совершил второй полёт в космос в качестве командира космического корабля "Союз-19" по программе "ЭПАС" (программа "Союз — Аполлон"). Продолжительность полёта — 5 сут 22 ч 30 мин 51 с. Тогда впервые в мире была проведена стыковка кораблей двух разных стран.
* * *
Был удостоен звания "Почётный гражданин г. Кемерово" (12 апреля 1967 года).
Бронзовые бюсты установлены в Москве (на Аллее Космонавтов), в Кемерове и на родине космонавта в посёлке Листвянка.
Его именем названы:Международный аэропорт города Кемерово, улица в городе Кемерове.
21 июля 2014 года Законом Кемеровской области № 82 была учреждена региональная награда — медаль Алексея Леонова.
А под занавес -- Альфа-банк да единая Россия ((
Конечно молодец, что столько прожил. Мир ему прахом.
Медалью Алексея Леонова награждаются граждане за достижения мирового уровня, выдающийся вклад в развитие Российской Федерации и Кемеровской области, а также за разработку и внедрение уникальных инновационных проектов в различных отраслях экономики Кемеровской области.
Лицам, представленным к медали Алексея Леонова, в торжественной обстановке, губернатором Кемеровской области или другим лицом по его поручению, вручается медаль и удостоверение к медали с подписью и печатью губернатора.
Алексей Леонов - курсант авиационного училища возле Як-18. 1956 год
18 марта 2013 года Константин Косачев, Голос России
О неземных сложностях космического полета и первом в истории человечества выходе в открытый космос рассказал "Голосу России" дважды Герой Советского Союза, космонавт Алексей Леонов. Программу ведет Константин Косачев.
Косачев: Добрый день, утро или вечер, уважаемые слушатели радиостанции "Голос России"! С вами, как всегда, я, Константин Косачев, руководитель Федерального агентства по делам СНГ, соотечественников, проживающих за рубежом, и по международному гуманитарному сотрудничеству, а также спецпредставитель президента России по связям с государствами-участниками СНГ.
По доброй традиции, в этом выпуске мы говорим об определенной дате, о событиях нашей истории, давней и не совсем давней. Мы пригласили в эту студию человека, который может разделить удовольствие от обсуждения выбранной темы. Мой гость, компетентный собеседник в студии - Алексей Архипович Леонов.
Можно даже и не представлять его нашим радиослушателям, потому что имя говорит само за себя, но я все-таки представлю своего собеседника: дважды Герой Советского Союза, советский космонавт номер 11, первый человек, вышедший в открытый космос, сделавший это 18 марта 1965 года.
Прошло ровно 48 лет с того момента. Мы, конечно же, поговорим об этом событии, попросим Алексея Архиповича рассказать, может быть, что-то, что он до этого никогда не рассказывал, хотя, подозреваю, что вы уже столько раз обо всем этом рассказывали, что трудно вспомнить что-то еще.
Свернуть
Мы обязательно будем говорить и о том, что происходит в современной российской космонавтике. Я знаю, что Алексей Архипович к нам в студию приехал с другого не менее важного события: в Центре управления полетами был исполняющий обязанности губернатора Московской области Андрей Воробьев, я видел в сообщениях информационных агентств, что состоялся прямой сеанс связи с космосом, с ваши коллегами, которые сейчас работают на орбите.
Если позволите, мы начнем с этого события. Алексей Архипович, что происходило в Центре управления полетами, это традиция, либо что-то совершено необычное?
Леонов: Это происходило каждый раз, начиная от секретарей обкомов партий, которыми в свое время очень четко отслеживались такие события. Уместно вспомнить Конотопа Василия Ивановича, он был секретарем обкома партии, очень тонко знал все, и даже пытался нюансы, которые были не очень понятны в отношениях Глушко и Королева, нивелировать как третейский судья, как очень мудрый человек, он все ставил на места. Удивительный был человек, настоящий рабочий.
Андрей Юрьевич Воробьев высокую позицию занимает в нашей стране, он молод, я его называю "Ди Каприо" - он немножко похож - мы с ним знакомы уже где-то лет 12, наверно, и встретились как старые-старые знакомые. Однако его все интересовало по-новому: что и как - все было интересно именно в этот день, когда мы оказались у космического корабля, на котором я совершал свой полет 48 лет назад.
Косачев: "Восход-2"?
Леонов: Да, очень интересный корабль. Он отличался еще и тем, что в мире было два корабля, которые не имели системы аварийного спасения. Мы шли с убежденностью, что ничего никогда не может случиться. Иногда сейчас вспоминаешь, что было, и становится страшно.
Косачев: Уже сейчас? А тогда страшно не было?
Леонов: Тогда не было. Вспомнили разговор: стоял вопрос о том, что перед стартом беспилотный корабль "Восход-2" потерпел аварию, и мы не имели абсолютно никакого представления о том, что ждет человека в космосе.
Сергей Павлович Королев и Мстислав Всеволодович Келдыш приехали к нам в гостиницу, зашли в номер, где мы с Пашей Беляевым дурака валяли перед полетом. Разговор такой: "Вы знаете?" "Знаем". "Так вот, есть два варианта: или ваш корабль сейчас переделывать в беспилотник - тогда мы будем что-то знать, но придется делать новый корабль, запуск будет через полгода".
У нас хватило фактов, терпения тогда не высказать первое: американцы нас обгонят - это, как мы поняли, слишком уж несерьезно для этой задачки. Мы начали говорить, что, мол, очень хорошо подготовлены, аварийных ситуаций проработали порядка 3 тысяч. Конечно, я потом понял, что такого количества не было, сказал в состоянии аффекта, защищая себя и корабль. А он так спокойно: "В полете будет 3001 и вторая, запомните. Но если вы умеете работать с этими ситуациями, можете лететь". Так было принято решение, и мы полетели на другой день.
Косачев: Эти внештатные ситуации произошли? Расскажите, что было.
Леонов: Были и первая, и вторая, и третья, и пятая, и шестая, и седьмая. О многих уже писали, но, пожалуй, технически самой труднопонимаемой ситуацией - она не очень известна, даже Борис Евсеевич Черток сказал: "Ты знаешь, Алексей, а я ведь об этом не знал" - это то, о чем мы не говорили: корабль не имел системы терморегулирования, которая сейчас есть у "Союза", температура регулировалась за счет вращения на Солнце.
В любом случае, одна сторона - плюс 40, другая - минус 50, а мы посередине, а металл-то должен себя вести по-разному, и у каждого металла свои характеристики по линейному расширению от нагрева.
Получилось, что, когда мы отработали, отстрелили шлюзовую камеру, вдруг началось такое явление как закислороживание. В нормальной атмосфере парциальное давление кислорода должно быть порядка 160 миллиметров ртутного столба, плюс минус пять единиц в одну или другую сторону, а у нас - 140, 150, 180, 200, 300, 320 - гремучий газ.
В 1960-м году во время тренировок в таком состоянии атмосферы в корабле сгорел Бондаренко - упал бинтик на закрытое пламя плитки, вспышка со скоростью взрыва - он даже не успел глаза закрыть, это значит, прошло меньше одной 25-й доли секунды. И мы попали в эту зону, мы понимали: если искра, мы превратимся в молекулы.
Вот это было, пожалуй, самое сложное в полете, самое осознаваемое. Мы начали бороться: надо убрать температуру, влажность, они все равно увеличиваются. Наступило кислородное опьянение, мы даже заснули. Не от того, что мы такие храбрые, спокойные, что нам это все нипочем, просто наступило кислородное опьянение.
Во сне совершено случайно, непродуманно, но так надо было, я включил тумблер высокого давления, и в корабль стал поступать дополнительный воздух. Почему росло содержание кислорода? Люк закрылся, но из-за разных линейных расширений образовалась микронная щель, через которую содержимое кабины уходило наружу, а система жизнеобеспечения - она умная, она вырабатывала то, что ей положено, и давала кислород, а мы его переработать не могли.
Отсюда - избыток парциального давления кислорода, попадание в очень сложную, опасную полосу гремучего газа. Нам просто повезло, я больше ничего не могу сказать. Была бы искра - не бывает маленькой или большой - был бы взрыв. Мы это понимали и боролись, пока не заснули.
И вот, когда под гигантским давлением - оно поднялось до 1200 миллиметров ртутного столба - сработал клапан полета, я пришел в себя, смотрю: давление высокое, но начинает падать парциальное давление кислорода. Мы пришли в зону, которая считается нормой - 160, на Земле только разобрались, что было, а до этого только время могло помочь нам выйти из этой ситуации.
Вот так мы прошли одну из сложнейших аварий, а остальные - мелочи, я уже не говорю про выход в открытый космос, это отдельная статья.
Косачев: Все равно, давайте поговорим.
Леонов: При отстреле шлюзовой камеры датчики покрылись пылью - там все притягивается. И когда мы включили систему автоматической ориентации, она просто не работала.
Косачев: Это уже при посадке, при возвращении?
Леонов: Да, при заходе на посадку. Мы, зная, какие у нас проблемы с топливом и что делать, должны были выключить систему, но никто нам не объяснил, как ведет себя система автоматической ориентации.
Сейчас я объясняю: если включаешь - корабль дернется, потом одним вектором настроится, вторым, третьим - если до запуска двигателя осталось 10 минут, а система не сориентирована, можешь смело принимать решение на выключение автоматической системы и переход на ручную систему.
Ты можешь оказаться в тени, и не с кем тебе посоветоваться, но знай: вот эта граница. Но нам никто не говорил, мы думали, вдруг сейчас она заработает, а мы уже сколько топлива израсходовали.
Были такие моменты, которые требовали от нас максимального внимания и профессионального решения, как не ошибиться, не загнать себя туда, откуда возвращаются через три года.
Корабль летал на орбите 495 километров - до сих пор туда никто не летает. Ребята нас забросили туда по ошибке, мы должны были летать на орбите 350 километров, а нас швырнули на 495. Все бы ничего, но запас у корабля на трое суток, а он на этой орбите может жить три года, это было неприятно.
Ну и еще, конечно, первый радиационный слой, он находится на высоте 500 километров. В зависимости от активности Солнца, этот слой радиации "дышит", а там опасная зона, 500 рентген - смертельная доза. И опять нам повезло: мы идем на 5 километров ниже этой границы.
Если бы на Солнце в это время была вспышка, слой ведь "дышит", мы бы, конечно, хватанули эти рентгенов по полной. Но, слава Богу, пронесло, мы сутки там находились, чертили, но не вошли в слои радиации. На Бога обижаться нам нельзя.
Косачев: Алексей Архипович, а выход в открытый космос - эта идея была разработана под вас персонально, вас к этому лично готовили? Или до последнего момента было не понятно, кто же все-таки будет первым человеком?
Леонов: Был единственный случай в истории, перед вами человек, которого никого не дублировал.
Косачев: Это был ваш персональный проект, ваше персональное задание и ваш персональный подвиг?
Леонов: 100 процентов пошел бы за меня дублер. Но дело было так: Сергей Павлович нас пригласил и говорит, мол, посмотрите, вот новые корабли. Мы зашли, в цеху стоят корабли, пять корпусов "Востока". Я уже хорошо знал этот корабль. И вдруг один корабль - совершенно необычной формы, он имел два двигателя, странное сооружение, трубу 2,5 метра длиной и диаметром 1,5 метра или, может, 120 сантиметров.
Сергей Павлович подводит и говорит просто: "Моряк, находящийся на борту океанского лайнера, должен уметь плавать в океане, и вы, находясь на бору корабля, станции должны уметь плавать в открытом космосе. Не только плавать, но и заниматься монтажными и демонтажными работами".
Он посмотрел на всех нас, и, увидев меня: "А ты, орелик, одень скафандр, пожалуйста, и вместе с Сергеем Николаевичем Анохиным (был такой выдающийся летчик-испытатель) попробуйте эту схему, а через два часа на техруководстве, пожалуйста, доложите".
Вот здесь у меня все опустилось. Юра Гагарин подошел ко мне и сказал: "Леш, ты знаешь, по-моему, выбрали тебя на это дело". Я отнекивался, точно так же когда-то он отнекивался, когда я ему говорил: "Тебя Сергей Павлович заметил, к тебе отнесся с вниманием". Я потом узнал, что Сергей Павлович обо мне говорил очень хорошие слова на совещании.
Через два часа мы пришли на техруководство, я делал первый серьезный доклад по технике, чисто концептуально, можно или нельзя. "Ты мне скажи, можно или нельзя в этом скафандре?" - спрашивал Сергей Павлович. "Да если еще поработать над ним, то эту задачку выполнить можно". "Хорошо, вы с сегодняшнего дня - ведущий специалист, вот и работайте. Во всем, что делаете, виноваты будете сами. Идите, свободны".
Я начал каждый день работать на предприятии, в цеху. Это проблема - надо знать корабль, корабль строился вместе с нами. Дальше надо научиться жить в скафандре, это совершенно новое направление, это полеты в невесомости, тогда гидролаборатории у нас еще не было.
Мы все отрабатывали в барокамере. Высота 60 километров, она такая же смертельно опасная, как и те 500 километров, какая разница. В миллиардной степени отрицательные или в миллионной - это чуждая среда для человеческого организма. Вот там отрабатывали скафандр, было несколько моделей - там жало, там давило, еще что-то, а скафандр должен быть комфортным, потом - специальная отливка ложемента.
Ну и полеты в невесомости. Это были тяжелейшие тренировки. Полеты были на 22 секунды, самолет делал параболу, и за эти 22 секунды я должен был что-то суметь сделать. А именно - успеть закрыть гермошлем, набрав воздуха, перекрыться, отключить шланги и начал работать по выходу.
Самой тяжелой была отработка аварийной ситуации, когда я изображал человека, потерявшего сознание. Паша Беляев должен был, разгерметизировав корабль, выйти в шлюзовую камеру, произвести перецепки узлов крепления с центра тяжести на плечевые концы, втащить меня в корабль - это было страшно тяжело. Такой физической работы на Земле даже у шахтеров не существует, как то, что мы отработали с Пашей.
Косачев: 18 марта 1965 года вы впервые в истории человечества вышли в открытый космос. Как это было?
Леонов: Я ждал с нетерпением. Последний инструктаж на старте. Сергей Павлович: "Леша, ты не должен торопиться, ты должен, как минер, обо всем докладывать на Землю. Отвернул гайку - скажи, отвернул гайку, все нормально. Понял?" "Понял". "Иди". Вот такой был инструктаж.
Я его нарушил, я не докладывал на Землю. Сложно было с моей стороны доложить то, о чем должен был сказать, это привело бы к неправильному пониманию моего положения, мне бы просто помешало работать.
Я прогнозировал, знал, что мне делать, и понимал, что кроме меня и Паши Беляева никто в жизни нам не поможет, мы сами должны следить за всем. Если бы я доложил, что у меня возникли неполадки со скафандром, проблемы, это вызвало бы на Земле такую панику, столько вопросов, и они должны были бы отвечать.
Косачев: А неполадки возникли в силу той же самой разницы температур, я правильно понимаю?
Леонов: Нет, не температуры. На Земле до сих пор еще нет системы контроля таких пневматических агрегатов, как скафандр. Ни у кого. Ни у американцев, ни у нас. Это невозможно. Вакуум земной атмосферы, отрицательный в миллиардной степени, создать нельзя. Можно в маленькой емкости, допустим, для проверки фотоаппарата. А когда находится источник, постоянно газящий, там, в космосе - вокруг меня было бы облако из-за того, что из скафандра выходят газы.
Прорезиненную ткань, какой бы плотной она ни была, на Земле было невозможно проверить. Вот бакрокамера в 60 километров, я там лежал, и все. А что будет с тканью, нельзя было сказать. Ткань как раз и деформировалась на неизвестную величину. Через 8 минут я почувствовал, что фаланги пальцев вышли из перчаток. У меня сразу возникла другая мысль, вперед: "А что я буду делать при входе с такими перчатками?" Мне надо фал собрать, 5,5 метров, через каждые 40 сантиметров - 20-милиметровое кольцо, одеть на крюк, на защелку.
Важная деталь: я находился в безопорном состоянии. Я держался только ногами и одной рукой, а мне надо было взять кинокамеру - все, уже держаться нечем. Это потом мы додумались, что было бы достаточно сделать две петли, как на детских лыжах, вставил бы я туда ноги, стоял бы, смотрел и работал. Но, увы, мы до этого тогда не дошли по ряду причин. Поэтому у меня возникла такая проблема: что же делать?
И я принял решение: не докладывая на Землю, я сбросил давление из скафандра. Я допустил это страшное нарушение. Но я подумал, что будет, если скажу. В конце концов, они бы начали меня расспрашивать, время бы шло, и все равно они пришли бы к тому, к чему я пришел, то есть разрешили бы сбросить давление из скафандра наполовину, что я и сделал. Я сэкономил время.
Но мне еще пришлось решить задачку, которую мы не разбирали. Мы ходили ногами вперед, а здесь я понял: не получится. И я пошел головой вперед, втолкнув кинокамеру, правой рукой схватился за леер, левой рукой за другой, и, как Черток сказал, я практически одел корабль на себя. Вот что произошло.
А что будет дальше? Мне все равно надо разворачиваться. Вот здесь был самый напряженный момент. Пульс вырос далеко за сотню, давление - я уж не знаю, сколько, но было тяжело. Я потерял много влаги: пот заливал глаза, хотя я не потливый человек. Потом, после того, как развернулся, закрыв внешний люк, а внутренний не закрыв, я открыл гермошлем и начал протирать лицо: я просто ничего не видел.
За сутки я потерял 6 килограммов. Вот такое страшное было физическое напряжение - не температурное, физическое. Оно связано с выделением температуры.
Косачев: Алексей Архипович, но ведь это еще не конец вашего полета. Потом еще был спуск, отказ системы ориентации.
Леонов: Корабль был полностью рассчитан на автоматическую систему. До этого все уже летали нормально, все спускались, все работало, перед нами Терешкова летала. И вдруг этой системы нет. А корабль построен совсем по-другому. Главная ось, по которой строился корабль, ось управления, смещена на 90 градусов влево, мы сидим поперек. Когда начали ориентацию, надо сидеть, управлять машиной, смотря в боковое стекло. Это смещение управления на 90 градусов.
Когда мы доложили Сергею Павловичу, он спросил: "Почему? Мы рассчитывали на автоматическую группу, на это не рассчитывали ничего". Паша развязался, я развязался, залез на место, где лежала автономная система, я ее отстрелил. Он лег поперек, я его держу, он ориентирует. Когда сориентировали, спрашиваю: "Нормально? Так бежит Земля или так? Включай двигатель". Включает двигатель, и мы начали занимать место в корабле.
Это страшное нарушение: мы должны были зафиксироваться, и только после этого включать двигатель. При таком размещении масс малейшее движение, и мы могли вообще все сорвать, создать момент вращения, а работа двигателей только усугубила бы все. Пошли по краешку, не было другого выбора.
Потом я говорю Сергею Павловичу: "Поймите, если бы я вам все сказал, вы бы начали формировать комиссию. Комиссия бы начала меня спрашивать, сколько времени бы прошло? Я бы уже умер. И, в конце концов, мне бы дали команду делать то, что я и сделал, другого пути нет". До этого он смотрел на меня очень сурово, потому что мы же договаривались, а тут сказал: "Алеша прав". И все захлопали.
Косачев: А потом вы приземлились в нерасчетном районе, в глухой пермской тайге, и к вам в страшный мороз больше двух суток пробивались спасатели.
Леонов: Нет, они на другой день к нам пришли. Но вот что здесь интересно. Никто меня не заставлял - я взял физическую карту, нанес на нее витки, на этих витках поставил точки посадки - независимо от той, которую нам дадут. Я считал, вдруг что-то произошло - вот эта точка соответствует месту посадки. Вот включение двигателей, вот столько он должен работать при условии, что мы летаем вот с этими параметрами. Вот так и так.
Сфотографировал это все, напечатал и положил в бортжурнал. Когда нам сказали идти на посадку, у меня все было готово. Я уже оттуда сообщил координаты нашей вероятной посадки, что мы пойдем по этой схеме. Орбита точно проходила через Москву и уходила дальше. Это сейчас до Москвы не долетают.
А мы-то летали севернее Москвы. Мы сели - 65 градусов северной широты, почти Заполярье, почти 500 километров до полярного круга. Я еще Паше сказал: "Давай на Красную площадь сядем". - "Запросто!" Мы выбрали эту точку и отклонились от нее всего лишь на 80 километров. Это очень мало. Скорость 28 тысяч километров в час, отклонение - 80 километров. Это все равно, что самолет сел в 5 сантиметрах от расчетной точки.
Попали в эту нехоженую тайгу. Это уже следующий рассказ, как это все было и как это все выглядело: и трагично, и смешно. Но уже через сутки к нам пришли на лыжах ребята, сбросили нам очень большой котел, поставили его на костер, набросали снега. И вот картинка, представляете: сидят два космонавта в котле, вода бурлит, мы паримся.
Косачев: А еще через 5 суток вы были здесь, в студии Иновещания, в этом же здании, где мы сейчас с вами разговариваем, и со знаменитым Левитаном на весь мир рассказывали о том, что произошло.
Спасибо, Алексей Архипович! Я хотел бы напомнить нашим слушателям, что в студии был Алексей Архипович Леонов, советский космонавт, впервые в истории человечества вышедший в космос и тем самым навеки прославивший не только свое имя, но и имя своей страны, дважды Герой Советского Союза, лауреат Государственной премии и удивительно интересный рассказчик.
Как всегда, с вами был я, руководитель Россотрудничества, спецпредставитель президента РФ по связям с государствами-участниками СНГ Константин Косачев. Смотрите нас, слушайте нас, спорьте с нами. Но самое главное - будьте с нами. До новых встреч в эфире!
URL: http://www.aex.ru/fdocs/2/2013/3/19/22743/?fbclid=IwAR349-cGEiDocfTsWNwAX6YQ-Ht-0EQfxxksFZBD-V9gLb63dvjslFjPrZw
Участвовать в голосованиях и оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.
Если Вы уже зарегистрированы на сайте авторизуйтесь.
Если Вы еще не проходили процедуру регистрации - зарегистрируйтесь