Рисунок углём с воображаемой натуры

Давос Давосом, но на прошлой неделе самое значимое для российской экономики событие случилось в Кузбассе.

В Кемерове под председательством главы правительства прошло совещание, обсудившее итоги реструктуризации и перспективы развития отечественного углепрома. И здесь же Владимир Путин подписал Долгосрочную программу развития угольной промышленности России до 2030 года.

“Еще не так давно, в девяностые годы, некоторые деятели у нас в стране предлагали поставить на этой отрасли крест, считали ее бесперспективной”, - напомнил премьер. В те годы “реструктуризация” в Кузбассе была едва ли не бранным словом. В контексте девяностых она означала массовые увольнения горняков, технологическую деградацию и закрытие шахт, сопровождавшееся списанием вполне ликвидных запасов... К концу прошлого столетия объем угледобычи в Кузбассе упал больше чем на треть.

Можно долго спорить на тему, что спасло наш углепром - изменившаяся конъюнктура или частная инициатива. Вот только заслуга государства в том была невелика. Федеральные средства, которые много позже стали приходить в регион по программе ликвидации последствий реструктуризации (переселение с подработанных территорий, рекультивация нарушенных земель и другие экологические мероприятия), были своего рода формой запоздалого извинения за невыполненные обещания прошлых лет. Впрочем, нынче государство стремится вернуть себе надзорную и регулирующую роль в углепроме и в обустройстве инфраструктуры, обеспечивающей деятельность отрасли. “Нам нужно четко понимать, где и сколько мы планируем добыть угля, как будем выстраивать внутреннюю и внешнюю логистику, включая железнодорожные маршруты, портовые терминалы, как развивать мощности машиностроения для выпуска современного оборудования”,- заметил на совещании глава правительства.

В своей стратегии, отраженной в долгосрочной программе развития, государство исходит из прогноза, что доля угля в топливном балансе будет постоянно расти как внутри страны - в непосредственной близости от центров угледобычи, так и на внешнем рынке - прежде всего в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Контрольные цифры на 2030 год таковы: угледобыча в России с 336 миллионов тонн в 2011 году (вклад Кузбасса - 192 миллиона тонн) поднимется до 400-430 миллионов тонн. Предполагается, что за счет технического перевооружения производительность в углепроме вырастет в 5 раз (в первую очередь на разрезах). Программа разделена на три этапа: первый - до 2015-го, второй - до 2020-го, третий - до 2030 года. Общий объем финансирования - 3,7 триллиона рублей, из них бюджетные средства составляют 251,8 миллиарда рублей.

Сказать, что упор делается на инвестиции частных компаний, значит, ничего не сказать. Проблема кроется не столько в структуре предполагаемых капвложений, сколько в их величине. Но об этом чуть позже. А сейчас несколько слов о способности Кузбасса отвечать поставленным задачам. Пережив незначительное сокращение производства в 2008 - 2009 годах, регион бьет два года подряд собственные рекорды угледобычи. Между тем эксперты утверждают, что ее дальнейшее наращивание на базе нынешних технологий чревато необратимыми экологическими последствиями. Чтобы избежать их, необходимо модернизировать производство. Словом, компаниям надо повышать эффективность осваиваемых месторождений, а не добиваться лицензий на разработку новых. В прошлом году область пыталась приостановить “лицензионный конвейер” путем рассылки упредительных депеш в Федеральное агентство по недропользованию, но без особого успеха. В ноябре, к примеру, были выданы лицензии сразу на три угольных участка с запасами в 54 миллиона тонн.

Широко практикуя методы экстенсивного роста, наши крупные компании находят альтернативу технологическому обновлению в наращивании валовой добычи. Показательно, что угольные предприятия Кузбасса имеют едва ли не самую низкую рентабельность - около 15 процентов в среднем (что не мешает им процветать) в сравнении с производствами, расположенными в других угледобывающих регионах, недра которых не столь щедры. Неудивительно, что большинство инновационных проектов, предлагаемых Кузбасским технопарком, остаются невостребованными.

Но вернемся к цифре в 3,7 триллиона рублей, которая заявлена в долгосрочной программе развития углепрома как общая сумма инвестиций до 2030 года. Проблема в том, что даже в минувшее десятилетие, отмеченное в отрасли высоким ростом, капвложения составляли во много раз меньшую цифру. Задирая планку, правительство исходит, видимо, из двух вещей. Во-первых, как утверждают эксперты, мировая практика показывает: чтобы активно развивать угледобычу, необходимо вкладывать в каждый миллион тонн угля 13 - 15 миллионов долларов инвестиций. (По факту выходит много меньше. По тем же экспертным оценкам, рекордный уровень капвложений, достигнутый в Кузбассе в прошлом году, составил 55,5 миллиарда рублей, что почти вдвое ниже “мирового стандарта”). А во-вторых, правительство, судя по выступлению Владимира Путина на кемеровском совещании, хотело бы заинтересовать угольные компании в софинансировании железнодорожных и портовых проектов, которые, по словам премьера, “часто не имеют внутренней окупаемости, но создают условия для роста других отраслей”. Компаниям предлагают вложиться, чтобы не было проблем с вывозом угля.

На совещании в Кемерове было подписано соглашение между РЖД, Внешэкономбанком и 24 топливными и металлургическими компаниями России, которое устанавливает новые принципы взаимоотношений транспортников с крупными грузоотправителями. Первоначально речь шла о 30 “подписантах”, да, видно, не всех удалось уговорить. Новый порядок отвечает так называемому принципу “бери и плати”. Он означает, что железная дорога гарантирует своевременную поставку порожняка и доставку груза при условии, что грузоотправитель заключает с ней долговременный договор, в котором заранее - на годы вперед - определены основные объемы и сроки перевозок. Но если грузоотправитель сократит заявку или вовсе откажется от нее, это никак не отразится на так называемой “инфраструктурной составляющей” (до 40 процентов) тарифа. Платить придется в любом случае. В деловой прессе уже появились сообщения, что железнодорожники, воодушевленные открывающейся перспективой, заявляют о своем желании заполучить от клиентов информацию об их перевозках... до 2030 года. Клиентура, чья уверенность в собственных планах обычно не простирается далее 3-5 лет, в смятении от такого предложения. Так или иначе, правительство обещает утрясти вопросы исполнения подписанного соглашения только к лету.

А тут еще министр энергетики Сергей Шматко, обеспокоясь складывающимся дефицитом энергетических углей на внутреннем рынке, буквально через пару дней после совещания в Кемерове заявил, что необходимо отрегулировать вывоз “черного золота” из России экспортной пошлиной долларов этак 15 за тонну. То есть примерно на ту самую “идеальную инвестиционную величину”, рекомендуемую экспертами исходя из мировых стандартов, до которых еще очень далеко отечественному углепрому.

В масштабах задач, поставленных в долгосрочной программе, это все мелочи. Однако они уже вызывают сомнения в целесообразности экономического суперпланирования, функциями которого наделяет себя государство.